Усолье-Сибирское как бомба федерального значения

Иркутская область за многие годы превратилась в зону природных и техногенных катаклизмов. Но едва ли не основной катаклизм, с которым столкнулся и. о. губернатора Игорь Кобзев, – дефицит прямого диалога между властью и людьми. Специальный корреспондент газеты ВЗГЛЯД увидел, как затяжная экологическая катастрофа на заброшенном комбинате «Усольехимпром» объединила федеральный центр, Росатом, руководство региона и военных для спасения жителей сибирского города.

До экологической бомбы федерального значения можно добраться на трамвае № 2. Садишься в 76-тысячном Усолье-Сибирском, выезжаешь из города на рельсы, заросшие травой – и выходишь на остановке «Пожарное депо». Пожарные работают до сих пор, в отличие от находившегося здесь же комбината «Усольехимпром»: открылся в середине 1930-х, закрылся в 2010-х. 610 гектаров, более двух сотен цехов и построек. И более двух миллионов тонн опасных отходов за все время деятельности. Какие складированы, какие просто разлиты повсюду. Либо впитались в землю, а далее в грунтовые воды.

– Собственно, поэтому и экологическая бомба, – говорит Игорь Кобзев, и. о. губернатора Иркутской области.

Заниматься «бомбой» Кобзев начал вскоре после приезда в Иркутск. О результатах было доложено президенту. Владимир Путин в конце июля провел специальное совещание по «Усольехимпрому» – мероприятие редкое, если не сказать небывалое для президентской повестки: «Груз экологических проблем накапливался еще с тридцатых годов прошлого века». Основной исполнитель работ по ликвидации последствий – Росатом, его структура «Федеральный экологический оператор». Оплата – по экологическому нацпроекту. Стоимость – миллиарды, миллиарды и миллиарды, смета уточняется до сих пор. Задействованы силы химразведки Минобороны, структуры МЧС и Росгвардии.

Срок исполнения – если по уму, то прошел в начале 2010-х, когда «Усольехимпром» обанкротился после неудачной ставки на производство поликристаллического кремния. Цена за пять лет упала с 400 до 16 долларов, градообразующий химкомбинат закрылся, а отходы за полвека и больше – остались тем, кто захочет с ними разбираться.

Кобзев – получается, что захотел.

– Когда приехал в Усолье зимой... меня сложно удивить, но я удивился, – говорит и. о. губернатора Иркутской области. – В марте я пригласил на площадку [заместителя председателя правительства РФ] Викторию Абрамченко, и все наконец-то закрутилось. Жаль, что мои предшественники не были активны в этом вопросе с 2010 года – надо было более принципиально идти. В результате, еще раз повторю, имеем экологическую бомбу. Да такую, что, если ее не обезвредить, наши потомки нас обвинят во многих грехах. А я этого не хочу...

* * *

Отработанная соляная скважина R2X – как и еще одиннадцать таких же – расположилась на отшибе от двух сотен цехов и построек «Усольехимпрома», но на территории бывшего комбината. В эту конкретную скважину закачано 18 тысяч тонн отходов эпихлоргидрина. И еще немного нефтепродуктов, чтобы запечатать и само содержимое, и возможные испарения этого самого эпихлоргидрина – два.

Глубина под землей – от 700 до 1200 метров. Вся площадка – пустоты от десятилетий выработки соли, использованные под хранилища – занимает 130 гектаров, почти четверть от общей площади «Усольехимпрома». Некоторые скважины закрыты невысокими бетонными колоннами. Вроде той, к которой подъехали Игорь Кобзев и его коллеги.

Колонны, закрывающие доступ к головкам особо опасных скважин, поставили в начале зимы, после первого приезда и. о. губернатора. И вот почему:

– В ноябре была попытка разгерметизации, – поясняет Максим Торопкин, мэр Усолья-Сибирского. – Злоумышленники попытались сорвать головку и поднять трубы, по которым сливались отходы, на поверхность. Чтобы продать. 1200 метров особой тонкостенной трубы – это тоже деньги.

В результате – выброс. Правда, не эпихлоргидрина, а нефтепродуктов, которые его запечатывают. Но в 400 метрах – дома, частный сектор. Разумеется, говорит Кобзев, вокруг скважин установят видеонаблюдение и проведут свет, чтобы наблюдать круглые сутки.

* * *

– Эта железнодорожная цистерна, которая на колесах – в ней 21 кубометр четыреххлористого кремния, – показывает Виталий Лазарев, начальник службы ГО и ЧС города Усолье-Сибирское. «Обладает удушающим запахом. В больших концентрациях ядовит», – подсказывает поиск. Цистерна под завязку, около 20 тонн – наверняка та самая концентрация и есть.

И, судя по всему, есть и те цистерны, которые не на колесах. Минимум одна.

– В еще одной цистерне, из которой сбежало 20 июня 2018 года, осталось 4,2 кубометра, – подтверждает догадку Лазарев. – Там что происходило: вандалы пытались выдернуть из-под железнодорожной цистерны колесные тележки. Саму емкость, так как она была полной, уронили. Запорная аппаратура сломалась. Четыреххлористый кремний начал вытекать просто на землю. Цистерну развернули кверху люком, кремний перестал вытекать, ситуация завершилась.

– Пострадавшие?

– До Усолья-Сибирского не дошло, – успокаивает начальник местного МЧС. – Облако не вышло даже за пределы промплощадки, все оперативно среагировали, никаких последствий нет. Правда, на месте ликвидаторы отравились. Поправились, все хорошо.

Двое в полных костюмах химзащиты обследуют очередную «цистерну, которая на колесах». Один обходит со всех сторон, переступая через старые рельсы. Второй, что сверху, наклонился над люком.

В экспресс-лаборатории, припарковавшейся неподалеку, быстрый анализ делают за 15–20 минут. Более глубокий – за несколько дней. Сейчас в работе 16 емкостей. Наиболее опасных. Каждая помечена цифрами – от 1 до 16. Точнее, от 16 до 1, если по возрастанию опасности.

Лаборатория расположилась около цистерны под номером 10. Либо остаток невелик, либо все сбежало за последнее десятилетие, вступило в реакцию с почвой – и, значит, все худшее на данном объекте произошло, никаких новых пакостей в случае с той же «десяткой» ждать не приходится. А вот первые номера так просто не увидеть: они не на путях, а под землей. Их пометили как самые опасные – и до приезда основных сил Росатома стараются не будоражить. И объем не уточняется, пока не вскрыто.

– Самая сложная часть работы – извлечение неизвлекаемого остатка, – докладывают Кобзеву. – Вместе с этим планируем порядка трех–четырех дней на цистерну. К сентябрю эту часть работы завершим.

Извлечение неизвлекаемого – вполне вариант национальной идеи.

– Обеспечение химической безопасности при вскрытии и перетаривании – как личного состава, так и населения, – перечисляет список задач докладчик от Минобороны. – И мониторинг химического состояния на протяжении всего года активных работ.

В ожидании активных работ – и по цистернам, и по всему остальному (полное обеззараживание «Усольехимпрома» – следующая осень) – на территории в очередной раз пошла плодоносить облепиха. Не то удивительно, что она здесь есть – а то, что рядом с гроздьями оранжевых ягод можно увидеть полностью обобранные кусты. Причем недавно. Пропускной режим, конечно, есть – но чем дальше от проходной, тем условнее. А Росгвардия возьмет в жесткий периметр все 610 гектаров бывшего «Усольехимпрома» лишь через несколько недель.

Короче, в любом случае покупать облепиху и что-либо облепиховое на рынке в Усолье-Сибирском – и, на всякий случай, в паре десятков километров вокруг него – не рекомендуется.

* * *

Генерал-полковник МЧС Кобзев И. И., получив в управление Иркутскую область, начал работу с другой чрезвычайной ситуации федерального масштаба. Тулун и еще три района, летнее подтопление. И – главным образом – то, что вскрылось накануне зимы по помощи подтопленцам.

– Я принял регион 13 декабря, – вспоминает Кобзев. – И уже на следующий день уехал в Тулун. Частично было что-то сделано, но я прежде всего увидел массу людей, которые просили о помощи.

Специальный корреспондент газеты ВЗГЛЯД был в Тулуне в середине ноября. И тогда же – в Иркутске, в областной прокуратуре. Где Роман Шергин, заместитель прокурора – а точнее, главный по надзору за тем, чтобы у пострадавших от наводнения все было в порядке, – среди прочего поделился цифрой: накануне зимы завершен 51% капремонтов, и этого очень мало. Глядя на градусник с -25, было трудно с Шергиным не согласиться.

А еще через несколько недель по Тулуну и окрестностям высказались специалисты из Минстроя РФ. Со своими методиками, отличающимися от надзорных. Чисто строительными методиками. По которым вышло, что капремонт пострадавших от паводка домов выполнен не на 51% – а на 7%. На термометре тогда подходило к -40.

– Ну да, прямо к моему старту и принесли коллеги цифры, – вспоминает Кобзев. – Понятно, что на первых встречах нас принимали агрессивно: «Ну где, ну что? Покажите результаты! Зима уже, с подтопления полгода прошло!» Я спрашиваю коллег: «Чем будем людей радовать? Может быть, стройками новых домов?» Повезли меня на улицу Угольщиков [в Тулуне], где поднимались только первые этажи трех двухэтажных домов. Зашел в первый дом, дальше идти не стал. Просто спросил: «И это все?» И настала тишина.

Система управления и реагирования была абсолютно непонятной, продолжает Кобзев:

– Реальнее, конечно, было всем раздать людям, которые хотели остаться в городе, жилищные сертификаты. Тем более деньги на помощь подтопленцам пошли. Но метр в Тулуне после катастрофы стал стоить больше в разы. Дальше: многие пострадавшие не попали по документам в зону ЧС, хотя их дома подтопило. Обидно, что сосед по улице получил финансы, а ты нет.

Для тех, кто «нет», определили статус – зона подтопления грунтовыми водами. Это плюс четыре тысячи домовладений только в Тулуне. А есть еще Тулунский район. И еще три района подтопления.

– Ходил в Москве по кабинетам, выбивал финансирование под этот статус, – говорит Кобзев. – Убедил ссылкой на практику – что после зимы обращений подтопленцев будет в разы больше: вода замерзнет, и дома просто вывернет. Жесткий был диалог, но движение вперед пошло. Люди увидели, что дело идет, успокоились немного.

Отдельная тема – строители. Областные, иркутские. В регионе реально мощный стройкомплекс. Но по тулунским капремонтам, как мы помним, до Кобзева провели только 7% работ. И новый дом в Тулуне к декабрю выстроили только один. Одноэтажный, типа коттедж.

– Строители, к сожалению, долго не хотели идти навстречу. Говорили: «Нам это не нужно. Мы не будем связываться с федеральным финансированием и нормативами отчетности по нему. Расценки казенные, мы не зарабатываем почти ничего, а отчет строгий, поэтому отстаньте от нас», – вспоминает и. о. губернатора. – Я отвечал так: «Коллеги, если мы с вами не договариваемся, то я – как человек государственный – обращусь к президенту. Приедет назначенная в Москве компания, которая вас отсюда выкинет и сделает все сама». К февралю заключили некоторый паритет со строителями.

В результате в Тулуне уже есть три дома для подтопленцев – 66 квартир. К 1 сентября собираются сдать 79 индивидуальных домов. Не без трудностей с теми же строителями, не без срочного привлечения других компаний под областные гарантии – но тем не менее дома построили, жизнеобеспечение подводят.

– Те, кто работает на восстановлении жилья при ликвидации ЧС, должны понимать: на этом не заработать. Государство поможет, но расценки должны быть минимальными. Здесь важнее репутационный момент – подать руку помощи тем, кто попал в трудную ситуацию, – говорит Кобзев.

Дальше будут шесть восьмиэтажек на Угольщиков, 496 квартир. Это к Новому году. Потом – еще четыре восьмиэтажки для жителей зоны грунтовых вод. И 210 отдельных домовладений. И постройка дамбы. И еще стройки. Сюжет «жилье для тех, кто не уехал с жилищными сертификатами в другие места, а решил остаться в Тулуне» закрывается в конце следующего года. Кроме дамбы, которую планируют закончить в 2022-м.

– Наверное, можно было построить быстрее, – согласен Кобзев. – Но проектные решения – и по многоквартирным, и по индивидуальным домам – пошли в реализацию только сейчас. А ведь можно было хотя бы проекты утвердить в прошлом году, с сентября по декабрь. Много времени было упущено. Считаю, что за эти месяцы обеспечить жильем более 700 семей – это правильно. А так – постоянный контроль и по Тулуну, и по всем пострадавшим районам. До конца всех работ...

Машина останавливается.

– А вот и шлам, давайте вылезайте, – возвращает Кобзев из Тулуна в «Усольехимпром».

* * *

Шламонакопитель – пруд, наглухо перекрытый опасными соединениями – выглядит то ли как огромное зеркало из серого мрамора, то ли как лунный пейзаж на теневой стороне.

По последним справкам, чистой ртути здесь – более 700 тонн.

Из фауны – только комары, в два раза больше обычных и очень злые. Несмотря на это, и. о. губернатора, мэр Усолья-Сибирского, специалисты нескольких ведомств задерживаются на берегу – для обмена мнениями:

– От трех до пяти метров в глубину – отложения, скопления ртути. Тут Росатому предстоит поработать по полной.

– Заливать точно нельзя. Никакая обваловка не выдержит. Зальем – вон уклон, а за ним Ангара в 800 метрах, все по уклону туда пойдет. Только вводить в программу рекультивации, а территорию накопителя потом наглухо экранировать, перекрывать.

– Площадь-то огромная. Раньше здесь на лодках катались, еще двадцать лет назад.

– А лет шесть назад содержимое отсюда пытались вывозить в Ангарск. Вычленять что-то собирались, очищать одно от другого, потом торговать – сюда ртуть, туда шлакоблоки... Изловили, наказали.

– Жулики какие. Не на таких же токсичных отходах бизнес делать...

– А теоретически – чисто вот теоретически – если перегонять все это количество из шламонакопителя через утилизацию заводским методом, то за сколько управиться можно?

– Лет за тридцать–сорок можно и перегнать.

– Понятно. А то были планы сделать тут городской мусорный полигон.

– Возле Ангары. Мусорный полигон... Чтобы потом еще и его устранять?

– Да уже понятно, что нет. Тут и так на территории по факту – пока что полигон стихийный. Десять лет уже. Люди из окрестностей сюда мусор отгружают. Вон где деревья черные, в ста метрах отсюда. И дальше, и в других местах.

– А черные почему? Сгорели березки, что ли?

– Не березки, сосны были. И это не пожар. Просто когда официально на производстве перестали сливать ртутные соединения в шламонакопитель – так они потихоньку сливали туда, к соснам. И в других местах...

Похоже, Следкому придется поработать не менее серьезно, чем Росатому.

* * *

В штабной палатке перед проходной «Усольехимпрома» первое совещание оперативного штаба. По итогам Кобзев сообщает о работах на ближайшие три месяца. Перемещение химотходов из 16 цистерн с последующей ликвидацией. Очистка цеха ртутного электролиза – там и вокруг еще 100 тонн ртути, в дополнение к тому, что в шламонакопителе. Работы на соляных скважинах, куда закачаны тысячи тонн жидких отходов. Ну и жесткий пропускной режим силами Росгвардии – с 1 сентября.

– А что потом? – спрашивают Кобзева.

Дальше, поясняет и. о. губернатора – соглашение о социальном партнерстве с Росатомом. Основным работником по обезвреживанию «бомбы» на «Усольехимпроме» – и, как оказывается, не только.

– Мы в первую очередь должны привести территорию в безопасное состояние, – говорит Андрей Лебедев. Должность Андрея Владимировича в корпорации «Росатом» – директор направления по реализации государственных и отраслевых программ в сфере экологии. – Превратить экологическую бомбу в то, что называется «браунфилд» – площадку под индустриальный парк на основе некоего бывшего производства – и воссоздать производственный кластер. Там будет, разумеется, наше предприятие – по переработке отходов, накопившихся за советское и более позднее время. Только оно даст триста рабочих мест. Сопутствующие производства – логистика и т. п. – дадут еще тысячу. Это неплохо для начала... Кроме того, Усолье-Сибирское – ТОСЭР. Муниципалитет и Иркутская область совместно с Минэкономразвития ведут системную работу, чтобы привлекать инвесторов для создания производств на этой территории.

В списке возможных вариантов – на берегу, до всех соглашений, на стадии обсуждения – судя по сведениям из областного правительства, уже есть «предприятие машиностроительного комплекса, производство древесного угля, завод по сборке лифтов, производство по глубокой переработке кварца».

– Понятно, – говорит Лебедев, – что в нынешних условиях привлекать производителей крайне сложно. Но когда площадка приобретет безопасный вид, все это будет вполне возможно.

К работам по очистке территории «Усольехимпрома» Росатом уже приступил. Экологически безопасно – так или иначе – здесь будет, по словам Лебедева, уже осенью 2021 года. А с 2022 по 2024-й – завершение полноценного комплекса работ.

* * *

– Иркутская область – зона природных и техногенных катаклизмов, это факт. Здесь надо всегда работать на упреждение. Лесные пожары, наводнения, летние паводки, отключения электроэнергии... Но едва ли не основной катаклизм, который я увидел, – дефицит прямого диалога между властью и населением, – уверен Кобзев. – Многие руководители подолгу не приезжали к людям, живущим на 79 тысячах квадратных километров Иркутской области – не погружались в жизнь, не слышали, о чем люди им говорят.

С декабря Кобзев успел объехать, по собственным подсчетам, более двух третей региона.

– Я должен увидеть, услышать, почувствовать – для того, чтобы принимать управленческие решения. А жители должны знать, что власть всегда рядом. Поможет, защитит, спасет, обогреет, подскажет. Не только здесь, не только в Тулуне. Двенадцать дамб по области, за что спасибо Владимиру Владимировичу – тоже экологический нацпроект. Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат – решение вопроса с отходами к 2024 году. Много, много всего...

– Главное, чтобы деньги не кончились. Прежде всего федеральные...

– Спасибо, что напомнили про еще один катаклизм: финансовый, – говорит Кобзев. – Мне было неприятно, что раньше деньги из Иркутской области возвращались в федеральный бюджет неосвоенными. За прошлый год – 2,4 млрд рублей. Сколько школ можно построить. Чтобы выполнить поручение президента – перевести всех школьников на односменное обучение к 2025 году, нам только по Иркутску надо построить больше 20 школ. Более 60 тысяч ребят во вторую смену учатся...

* * *

Неподалеку от областной администрации в Иркутске – памятник Юрию Ножикову, первому избранному губернатору области. «Он был принципиальным и справедливым, работал в интересах региона без политиканства и оглядки на центральную власть», – сообщает надпись возле монумента. Срез настроений – яснее не бывает.

– За последние годы жителей области далеко увели от федеральной повестки – и они поняли, что это не очень хорошо, – уверен Кобзев. – Можно построить ту же школу за областные деньги. А можно войти в софинансирование с федеральным бюджетом и построить три. Если быть чересчур самостоятельными в подобных вопросах – вообще ничего не решим.

Усолье-Сибирское – по мнению Кобзева – пример того, как решать надо. Пусть и достаточно печальный, учитывая все предыдущие десятилетия:

– Усольчане сегодня почувствовали заботу об их состоянии здоровья, об их условиях жизни. Усолье-Сибирское – в фокусе внимания президента. А значит, мы можем рассчитывать на то, что развитие города получит второе дыхание. В ближайшие четыре года – огромная рекультивация и создание новых производств. Мы здесь отстали на много десятилетий, потом поняли, что натворили – и за четыре года сделаем шаг на десятилетия вперед. Уверен, что инвесторы, госкорпорации будут заинтересованы в людях Иркутской области, в человеческом потенциале. Ну и природа, которая плакала над всем этим долгие десятилетия, сегодня плакать перестает...

– Усолье – мощный транспортный узел. Крупный бизнес, если разминировать экологическую бомбу, найдет здесь свой интерес, – уверен Кобзев. – А если еще добавить науку и образование – мы вошли с предложением создать НОЦ «Байкал», совместно с Бурятией; одно из направлений – развитие промышленного производства... Получим отличную точку развития в Сибири. Мы должны сделать так, чтобы Иркутская область была привлекательна во всех отношениях. А не входила в федеральный фокус лишь из-за негативных событий: пожары, паводки, техногенные катастрофы... Важна стабильность, и стабильность позитивная. По крайней мере, для меня.