Путь пастуха: чабаны из Тушетии

Конец мая. Северо-Восток Грузии. Мы поднимаемся в горы с пастухами, ведущими отару овец на летние пастбища.

– Ну, как тебе наша жизнь? – спрашивает меня старик чабан у подножия перевала Обано-Стан.

– Красиво… – говорю я, глядя на горы, облака и идиллическое стадо овец на перевале. Светит солнце, и снег, лежащий на перевале на высоте около трех тысяч метров над уровнем моря, слепит глаза.

– Тяжело, – усмехается старик.

Уже около десяти часов утра, а кочевые пастухи – чабаны торопятся перейти перевал до полудня: после погода обязательно портится. Чабан несет на плечах маленького ягненка, не поспевающего за стадом, и гонит своей длинной палкой – герлыгой, этим постоянным атрибутом чабана, баранов наверх, для верности подкрепляя удары отборной руганью. Если в России притчей во языцех стали шоферы, то в Грузии – пастухи, а среди грузинских пастухов особое место занимают тушины.

Тушины – овцеводы испокон веков, их легенды не воспевают никакого другого занятия. В отличие от, скажем, Америки, где пасти баранов считалось занятием куда менее мужественным, чем гонять коров, в Грузии нет профессии более тяжелой и одновременно более славной, чем овцеводство. Изначально тушины жили обособленно. Сейчас Тушетия – это часть Кахетии, северо-восточного района Грузии, находящегося на границе с Чечней и Дагестаном, исторически и культурно более близкого к Чечне, чем к Грузии.

– Раньше как было, – вспоминает Важа, бригадир отары, – сядешь на коня, и через пять часов ты уже у своих друзей в чеченской деревне.

Сейчас граница строго охраняется, и перейти ее практически невозможно.

Важа, голубоглазый статный 55-летний мужчина, всю жизнь проработал пастухом, и отец его был пастухом, и дед. Важа – чистокровный тушин, светлоглазый и светлокожий (кстати, совсем не редкость среди тушин и светлые волосы). У него 1200 баранов, он считается зажиточным человеком. У Важи двое детей, сын учится в летной школе, мечтает стать пилотом, а дочь, пока школьница, недавно выиграла чемпионат Грузии по карате среди юниоров.

Тушинские пастухи со стадами начали спускаться с гор на зимовку в XVII веке. До этого они жили в горах круглый год, и больших стад у них не было: в горной местности невозможно построить укрытия для скота, а без укрытия животным не пережить суровую зиму. В домах тушин первый этаж предназначался для зимовки стада. Сколько животных помещалось, столько и держали.

Уклад их жизни изменился, когда тушинский народный герой Зезва Гаприндаули получил земли в дар от кахетинского царя за особую доблесть, проявленную во время восстания Кахетии против персидских завоевателей. Говорят, царь спросил героя, какую награду тот желает. «Дай землю моему народу на Алонском поле от крепости Бахтриони до того места, куда сможет доскакать мой конь», – так сказал, по легенде, Гаприндаули. Конь проскакал от Бахтриони до Тахтироги и там пал. Весь путь, увы, составил всего около 15 километров. Тем не менее у тушин появилась новая земля. Постепенно они завели большие стада и стали зимовать в долине, в более мягких погодных условиях. В конце XIX – начале XX века многие переселились вниз. А без малого век спустя, на заре 1990-х, построили кошары.

Сейчас тушины живут в двух больших селениях – Земо (верхнее) Алвани и Квемо (нижнее) Алвани, построенных на левом берегу реки Алазани. Живут они и в селе Лалискури, и в части села Пшавели Телавского района. В наши дни в этих местах живет около трех тысяч семей тушин.

Утро в Алвани начинается так. Потихоньку выходят бабушки и дедушки, садятся на скамеечки, наблюдают, часто курят сигареты без фильтра или нюхают тушинский табак бурнути. Бегают собаки. Шумят дети – идут в школу. Мужчины собираются «на бирже», разговаривают. У многих жены за границей – чаще в Греции, Испании, Италии – работают сиделками, нянями, горничными, присылая заработок домой. Кто-то копается в саду, идет работа на стройках (часто дома строятся как раз на деньги, присланные из-за границы).

Типичные дома – двухэтажные, покрытые штукатуркой, с террасами-балконами на втором этаже на железных столбах. Вокруг каждого дома – обязательный забор. Дороги – щебенка, только две главные улицы, пересекающиеся в центре селения, асфальтированные. Там, в центре, стоят старый разрушенный дом культуры и школа. Люди продают нехитрый товар прямо рядом с домом – в бетонной будке или через окошко в заборе. Есть фабрика на окраине селения, там прядут шерсть и изготавливают бурки.

Свой нынешний вид Алвани приняли в 1930-х годах, после «планировки», когда приглашенные сельскими старейшинами землемеры прочертили продольные и поперечные дороги и выделили между ними приусадебные участки одинаковой величины и формы.

Тушины практически перестали зимовать в горах. Зато летом наверху полно народу.
В конце июня – начале июля наконец прекращаются снегопады, трактора расчищают снег, и открывается автомобильная дорога (до этого в горы можно попасть только пешком). Сразу приезжают дачники, семьи пастухов и многочисленные туристы.

Первыми идут пастухи со скотом, и только потом дорога открывается для автомобилей. Чабаны снимаются с зимних пастбищ в начале мая и торопятся скорее в родные горы. Чем раньше они придут, тем быстрее начнут дойку и изготовление сыра.

Ягнят отделяют от овец и ведут на верхние пастбища, где меньше мух и всяких паразитов. Каждый день промедления для пастухов – это минус в бюджете. Поэтому и спешат чабаны, невзирая на дожди. В Кахетии среди фермеров даже есть забавная примета: «Чабаны пошли – к дождю». А ведь дождь внизу – это снег наверху… Самые рисковые идут, невзирая ни на что, другие доходят до подножия и ждут хорошей погоды.

С полсотни отар, в среднем по полторы тысячи овец, проходят одна за другой в течение двух недель по Тушинской дороге с Кахетинской равнины в горы Тушетии.

Раньше дорога была шире и удобнее для чабанов. Теперь она во многих местах стиснута домами, иногда сужается до пяти метров. Пройти пастухам предстоит около двухсот километров, со средней скоростью три километра в час, с остановками там, где есть хоть какая-то трава. Овцы должны много есть, ведь наверху, на перевале, им придется поститься пару-тройку дней, а то и больше – в зависимости от погоды. Обычно отару гонят шесть человек, один или двое на лошадях, остальные идут с овцами. Те, кто на лошадях, собирают лагерь и уходят позже, нагоняя и перегоняя отару, чтобы подготовить следующую стоянку.

В советское время отары ходили через Дагестан – такая дорога длиннее, зато перевал ниже и намного легче для перехода. Но сейчас граница строго охраняется. Советские годы пастухи вспоминают как время радужное и сытое. Тогда они все работали в колхозах, при этом имея по паре сотен личных баранов. Почти каждый день был праздником: резали барана – не своего, колхозного, конечно. Главное было – уши отрезать и председателю принести: помер мол, по причине неизвестной. Готовили сытный ужин, приглашали соседей. Теперь же все бараны свои, и резать каждый день жалко. Кроме того, советская военная промышленность была огромным рынком сбыта шерсти: шерсть шла на шинели, валенки, теплоизоляцию.

– По 12 рублей за килограмм уходила, – ностальгически вспоминают пастухи. Сейчас шерсть и за копейки никому не нужна – гниет тоннами.

Когда дорога через Дагестан закрылась, пастухи стали водить отары через перевал Обано-Стан, расположенный на трех тысячах метров над уровнем моря.

В мае коварный перевал часто встречает пастухов плохой погодой, ветром и снегом. Передвигаться становится все сложнее. Иной раз овцы останавливаются и отказываются идти дальше, иногда сами пастухи решают вернуться, чтобы переждать ненастье. Животные нередко погибают от истощения. Люди, голодные, промокшие, пытаются кое-как уснуть. Спят пастухи на земле в бурках, только это не те знаменитые дагестанские бурки, которые делались вручную, а изготовленные на уже упоминавшейся фабрике в Алвани. Стоят они намного дешевле, но и качество изменилось: современные бурки тоньше и пропускают воду, поэтому их заворачивают в брезентовые чехлы, что, впрочем, тоже не особенно помогает. Часто чабан засыпает в дождь голодным, замерзшим и промокшим, просыпается ни свет ни заря – а дождь все никак не стихает.

Перейти надо всем рано утром. После полудня обычно начинается пурга. Когда мешают ветер и снег, перейти перевал невозможно. Поэтому чабаны всегда помогают друг другу. Зайти на вершину – это только первый шаг. Главное – преодолеть 300 метров очень крутого спуска (никакой дороги тут нет). Бараны не хотят идти, пастухи бьют их и кроют трехэтажным матом, пускают вперед козлов, которых специально держат в стаде, чтобы прокладывали дорогу.

Лавиной летят вниз бараны и катятся, опираясь на палки, за ними пастухи. Но самое трудное – перегнать лошадей. Они упираются, не хотят идти дальше, пастухи толкают их сзади, и кони кубарем катятся вниз. Если наст не жесткий, опасно переводить лошадей – могут переломать ноги. Тогда придется пастухам взять рюкзаки и идти дальше, а кто-то останется ночевать на вершине, чтобы утром рано, по заморозкам, перевести лошадей. Тяжело ему будет ночевать, но и лошадям нелегко – еды наверху нет никакой – жуют друг у друга веревки. Бывает, что во время спуска лошади падают на камни и разбиваются. Когда пройдут отары, можно увидеть огромных грифов, стервятников, которые кружат над тропой: птицы-падальщики пожирают погибших овец и лошадей.

Сразу после спуска начинается «Сибирь» – это самый холодный и сложный участок пути. И беда, если пастухи сошли вниз с овцами, а лошади с вещами остались наверху: в этом случае ночь чабаны проведут без бурок и без еды, пока на следующий день лошади не догонят отару.

Через день показываются первые селения – мы в Тушетии. И хотя до места еще несколько дней, пастухи ведут себя так, будто они уже дома, ведь это их земля, земля их предков.

Первые поселения, как и древняя столица Тушетии, Омало, расположены примерно на двух тысячах метров, где довольно много лесов и кустарников. Наша же цель – Парсма, «настоящая Тушетия» – на двух с половиной тысячах, практически на голом участке.

Придя в Парсму, чабаны первым делом поклонятся своим святым местам, поставят свечки, каждый принесет свою бутылочку спиртного, будь то чача или вино, и разопьют за счастье и удачу каждого по очереди. Один из тостов обязательно за красавицу Тушетию, один – за тех, кто ходил по Тушинской дороге, и один – за тех, у кого никого не осталось. Грустные тосты у тушин, суров их красивый край.

Недолго празднуют чабаны, им предстоит еще большая работа: нужно отделить дойных овец, починить поломанные за зиму доильные, а еще заготовить дрова – за ними ездят на лошадях довольно далеко... А потом их ждут – два с половиной месяца тяжелой дойки. Грязь, брыкающиеся овцы, жесткое овечье вымя, холод – утром заморозки, а может, дождь, – за сезон у пастухов по нескольку раз сходят ногти на руках. Но срабатывает слово «надо» – каждое утро, в 4 часа.

Спускаться с гор пастухи будут в конце сентября, готовый сыр из овечьего молока на КамАЗах увезут раньше. Продадут сыр, продадут ягнят – это основной годовой заработок пастухов.

А потом снова все пойдет по кругу: придет весна, уйдут чабаны в дорогу, а их друзья поднимут тост за тех, кто в пути.

От редакции. Работа над статьей велась в течение нескольких лет. За это время с героями произошло вот что. Важа погиб – перегрузил свою «Ниву» сыром и попал в аварию по дороге в Кахетию: на очередном повороте машина сорвалась в пропасть. Сын Важи, Ачико, бросил летную школу – водит отару вместо отца. А вот дочка, напротив, выучилась на пилота и теперь летает на самолете гражданской авиации.