ЙЕЛЛОУСТОН 1873

Из книги «Custer's Trials: A Life on the Frontier of a New America» by T. J. Stiles. (New York: Alfred A. Knopf, 2015).

«Огромная перегруженная колонна медленно ползла вперед, словно гигантская черная змея», - писал один пехотный офицер в "Chicago Tribune". Она выступила из Форта Райс 20 июня, намереваясь соединиться на марше с железнодорожными инженерами и их военным эскортом, которые двигались на запад от конечной станции Northern Pacific на реке Миссури. Даже не собравшись полностью, это были впечатляющие силы для Северных Равнин: 79 офицеров и 1451 солдат, 4 трехдюймовых нарезных артиллерийских орудия (известных как пушки Родмана), 353 гражданских, 27 индейских скаутов, сотни голов крупного рогатого скота, более 2000 лошадей и мулов и 275 фургонов, каждый из которых вез груз весом от 4000 до 5280 фунтов, включая в общей сложности шестидесятидневный паек и фураж на сорок два дня.

«Поистине необыкновенное зрелище - сотни огромных армейских фургонов, груженных всевозможными орудиями войны и разнообразнейшими продуктами, кирками, лопатами, мотыгами, снарядами, тысячами патронов, тоннами галет, бекона, кофе, сахара, риса, муки, зерна, а также бесконечными запасами веревок, цепей, запасных дышл для фургонов, колес и палаток. Мулы тянут и тащат, а чудовищные машины медленно катятся на Запад». Колонна медленно продвигалась вперед в удушающей жаре, застигнутая грозами. Четырнадцать из первых семнадцати дней шел дождь, докладывал Стэнли: «Обычно суровая прерия.. .обычно такая же хорошая, как дорога из щебня..»

Этот темп раздражал Стэнли, настоящего офицера Старой Армии. «Представительный», - подумал Ларнед, встретившись с ним в июне: «Произвел на меня очень благоприятное впечатление». Выпускник Вест-Пойнта 1852 года, Стэнли занимался, кроме всего прочего, разведочными изысканиями для первой трансконтинентальной железной дороги с 1853 по 1854 года. Он дослужился до чина генерал-майора добровольцев в Гражданской войне, а позже получил Медаль Почёта за свой героизм при обороне Франклина, штат Теннесси, 30 ноября 1864 года. Повышенный с капитана до полковника в реорганизованной регулярной армии, он командовал эскортом геодезистов Northern Pacific в 1872 году, завершив впечатляющее резюме послужного списка на Великих Равнинах. На первый взгляд он был идеальным лидером для исследований 1873 года— но он пил. Его алкоголизм омрачил экспедицию 1872 года, обезобразив её пьянками, ставшими несмываемым пятном на его репутации. С морщинами вокруг светлых глаз и густой, покрытой сединой бородой - он выглядел так, будто был куда больше чем на одиннадцать лет старше Кастера.

Кастер же, напротив, наслаждался жизнью. Он командовал менее чем половиной всего войска — его десять кавалерийских рот были куда меньшей численностью, чем девятнадцать пехотных, не считая артиллерии и гражданских лиц - и легко исполнял свои обязанности. Разумеется, он притащил с собой оркестр, который играл на протяжении всего перехода. Кастер ехал рысцой рядом с бредущими пешком пехотинцами и грохочущими фургонами, а за ним тянулась свора его охотничьих собак. Другие офицеры также взяли с собой собак. Кастер увлекал охотников к стадам антилоп, которые часто в большом количестве паслись вокруг колонны на влажных лугах. Он получал огромное удовольствие не только от охоты, но и от похвал в свой адрес. В письме к Киркланду Баркеру он хвастался, как часто делал это и в письмах к Либби: «Мои прекрасные выстрелы не раз обсуждались». Его вечная жажда внимания кажется детской, потому что так оно и было; однако меткая стрельба охотников, гончие собаки и оркестр восхищали маявшихся от скуки солдат. Даже циничный Ларнед писал: «Собаки.. . предоставляют множество случаев наблюдать захватывающие погони».

В то время как Стэнли погрузился в пессимизм, Кастер стал звездой экспедиции. Один пехотный офицер воскликнул: «Какой замечательный кавалерист этот Кастер! Не только его решительность и храбрость, которые известны всему миру, но и здравый смысл делают его именно таким, каким и должен быть успешный кавалерийский командир». Один из газетчиков писал: «В охотничьей куртке из оленьей кожи и знакомой широкополой шляпе, из-под которой струятся его длинные ниспадающие локоны, верхом на чистокровном коне, с винтовкой в руках он несется, отпустив удила, по холмам и долинам… Генерал - отличный стрелок». Профессор Уильям Фелпс из научного корпуса, сопровождавшего экспедицию, составил более тщательный и показательный портрет. «Ген. Кастер среднего роста, тело слегка склоняется вперед при ходьбе, лицо худощавое, нос довольно крупный и заостренный, волосы свисают легкими завитками до плеч”, писал он. «В разговоре он чрезвычайно искренен и оживлен, и во время интервью он сидел, склонившись вперед, нога на ногу, скрестив руки и положив их на колени—не очень солдатская поза, конечно. Он ведет себя быстро, возбужденно и несколько эксцентрично». Фелпс восхищался энергией Кастера. Они все находили его очаровательным.

«У меня не было никаких неприятностей с Кастером, и я постараюсь их избежать, но я достаточно на него насмотрелся, чтобы убедиться в том, что он бесчувственный, ненадежный и беспринципный человек", - писал Стэнли жене 28 июня: «Он абсолютно презираем всеми офицерами своего полка за исключением родственников и одного - двух подхалимов Он без разрешения взял в поход маркитанта, везет старую негритянку и чугунную кухонную плиту, и часто задерживает выступление, собирая по утрам свое обширное имущество. Как я уже сказал, хотя и не уверен, но попытаюсь избежать неприятностей с ним». Стэнли увидел популярность и независимость Кастера и заключил: «Он просто постепенно брал командование на себя».

«Генерал Стэнли скверно исполняет свои обязанности, пьет, и я предвижу неприятности с ним по службе”, - писал Кастер Либби (используя бревет-звание Стэнли, как это было принято). Кастер часто отстаивал свое моральное превосходство, обвиняя соперника в пьянстве. Он компенсировал недостатки своего характера, уделяя особое внимание одной явной силе - своей независимости от алкоголя. В данном случае, конечно, Стэнли был алкоголиком, что наполняло Кастера непомерной самоуверенностью.

Стэнли приказал Кастеру взять кавалерию и двинуться впереди основной колонны на встречу с железнодорожными инженерами, фургоны которых были побиты сильным градом на дальнем берегу Херт-Ривер. Испытав облегчение от того, что наконец-то он вырвался на свободу, Кастер вскоре добрался до их лагеря, где встретил своего старого друга по академии и врага по Гражданской войне Томаса Россера.

Россер провел пять тяжелых лет, пытаясь оправиться от поражения Конфедерации. Он без конца изучал право, потерпел неудачу в бизнесе в Новом Орлеане и Балтиморе и читал лекции в пустых залах. В Сент-Поле, с «тремя центами на мое имя», он устроился работать инженером на Northern Pacific. Он участвовал в топографической экспедиции 1872 года и руководил топографами 1873 года.

Профессор Фелпс описал Россера как «примерно шесть футов два дюйма ростом, широкоплечего и весом около двухсот двадцати фунтов. Лицо у него округлое и полное, волосы черные, цвет лица светлый с красноватым оттенком». Фелпс слышал, как Россер и Кастер обсуждают свои сражения, проясняя загадки и заблуждения. Один такой разговор, писал он: «Стоил того, чтобы насладиться всей этой поездкой в Дакоту».

Дружба Россера и Кастера еще больше разозлила Стенли. Со своей стороны, Кастер несправедливо обвинил Стэнли в том, что задержка прибытия основной колонны произошла из-за пьянства последнего. Затем последовали несколько инцидентов, которые спровоцировали открытый разрыв. Сначала Кастер снялся без приказа и отправился сопровождать Россера на несколько миль вперед, чтобы тот смог продолжить свои работы, несмотря на задержку основной колонны. Затем, 7 июля, Стэнли послал Кастеру приказ, запрещающий ему пользоваться кухонной плитой, которую Стэнли так ненавидел, и потребовал объяснить, почему Кастер одолжил армейскую лошадь Фреду Колхауну – гражданскому лицу и брату лейтенанта Джеймса Колхауна. Стэнли вызвал Кастера к себе в палатку. Кастер, явно рассерженный, явился к нему в одной рубашке и отказался отдавать честь. Стэнли посадил бунтаря под арест и на следующий день заставил ехать позади колонны.

«За пределами штаб-квартиры Стэнли сочувствие к нему, насколько я имел возможность наблюдать, было глубоким и всеобщим», - писал репортер: «Но нельзя было скрыть тот факт, что Кастер употребил неуважительные выражения по отношению к вышестоящему офицеру.... Провокация, однако, была велика, так как чувствовалось, что поведение Стенли было излишне раздражающим в его вмешательстве во внутренние дела штаб-квартиры кавалериста». 8 июля вмешался Россер, и Кастер вышел на свободу.

Россер в своем дневнике назвал это "примирением", но встреча оставила каждого из них убежденным в своей правоте. «Меня арестовали за строгое добросовестное исполнение того, что я считаю своим долгом», - писал Кастер Либби: «Я чувствовал себя оправданным за мое поведение». Невероятно, но он утверждал, что Стэнли извинился перед ним и признал свою неправоту. Стэнли же написал жене следующее: «У меня случилась небольшая размолвка с Кастером, как я тебе и говорил… Я с самого начала знал, что это должно было быть сделано, и я рад, что мне выпал такой хороший шанс, когда не имелось никаких сомнений в том, кто прав… Теперь он знает, что у него есть командир, который не потерпит его высокомерия».

Таким образом, «примирение» ничего не решило. Кастер компенсировал это, вырываясь на свободу. Он часто вызывался поехать вперед и найти место для вечерней стоянки, по существу оставляя свои обязанности командира, и Стэнли отпускал его. Он повел Россера с эскортом на поиски парохода, ожидавшего экспедицию на реке Йеллоустоун; он ужасно рисковал, поднимаясь и спускаясь по невероятно крутым утесам и склонам холмов, пока они искали спуск вниз в долину. В какой-то момент он написал Либби: «Мы не могли вернуться назад, так как склоны вершины были настолько круты, что наши лошади не могли повернуть обратно, сильно рискуя при этом свалиться с высоты в сотни футов». Они выбрались, когда Кастер нашел другую тропу, сначала свернув преграждавший им путь валун и отправив его катиться вниз по склону.

Кроме того он наслаждался компанией ученых. Кастер с энтузиазмом охотился на окаменелости в скалах и на дне реки, собирая образцы, которые включали «рептилий» и «морских рыб». Он брал уроки таксидермии у эксперта. Его очаровали подобные кораллам скальные образования пустынных бэдлендов. Он проводил часы с Фредом Грантом, сыном президента и недавним выпускником Вест-Пойнта, который теперь состоял в штате Шеридана и сопровождал экспедицию в течение первого месяца или около того.

И он общался со своей «королевской семьей», как Ларнед называл его приверженцев и членов семьи. «Я сказал Сатане, чтобы он отстал от меня с покером», - писал он Либби, признавая «волнение и удовольствие, которые я от этого испытывал». Но Том играл, хорошо играл, как и Колхаун, который играл плохо. Том выиграл 300 долларов, а Колхаун занимал деньги у всех, кто соглашался их дать. «Как они дразнят и бесят мистера Колхауна»», у которого отсутствует чувство юмора, писал Кастер. Когда разговор зашел об успехе Буффало Билла на сцене, Том воскликнул, что они должны отправиться в турне; они могли бы назвать Колхауна “Антилопа Джим” и сделать его звездой. «По-моему, это немного тонко», - ответил Колхаун, и они рассмеялись. Кастер говорил, что «все были веселы и добродушны, преисполнены шутками, все испытывали отвращение к пехоте и гордились более чем когда-либо скромным Седьмым».

20 июля Стэнли ушел в трехдневный запой. «Стэнли очень пьян, боюсь, что Кастер арестует его и примет командование», - писал Россер в своем дневнике 21 июля. Несмотря на состояние, в котором пребывал Стенли, армия могла расценить его арест как мятеж, если только Кастер не докажет, что колонне грозит неминуемая опасность. Тот факт, что Кастер открыто обдумывал это, демонстрирует глубину и опасность их враждебности.

В конце запоя Стэнли солдаты уничтожили виски, принадлежавшее Августу Балирану, штатскому маркитанту, пришедшему с Кастером. Когда Кастер пожаловался, Стэнли заявил, что не отдавал никаких распоряжений по этому поводу. Кастер считал, что подчиненные Стэнли действовали независимо, пытаясь спасти его от самого себя. Балиран подал официальный протест, требуя возмещения 4000 долларов убытков, и Кастер поддержал его. Возможно, для Стэнли это было и к лучшему, но это событие лишь усугубило его вражду с Кастером.

Три главных действующих лица столкнулись на Северных Равнинах в 1873 году - если только большие группы или организации можно так называть. И одна фраза описывает их всех: они пришли с Востока, решив захватить земли на Западе независимо от народов, которые там уже проживали.

(Здесь автор переходит к подробному, на несколько страниц, описанию этих лиц – железнодорожного бизнеса, армии и Сиу – которое переводчик счел за лучшее здесь пропустить)

«Полагаю, к этому времени ты уже видела июльский выпуск “Galaxy” и читала отчет про Уашиту», - писал Кастер Либби. «Но ох нет, я забыл — ты читаешь эти статьи только в присутствии автора, и тебе приходится из вежливости заглядывать в них». Каким бы ни было качество им написанного, у него определенно имелся писательский склад ума. Его жизнь достигла кульминации в печати, но нынешняя экспедиция оказалась без драматизма. «Не думаю, что у нас возникнут серьезные проблемы с индейцами, по крайней мере, так считает генерал Россер». Более сорока дней прошли без единого инцидента.

«Ни один из дней с начала экспедиции не начинался так монотонно, как 4 августа», - писал Сэмюэл Бэрроуз, корреспондент " New York Tribune". Грубо говоря, река Йеллоустоун текла с запада на восток, изгибаясь в северо-восточном направлении к своему слиянию с Миссури. 26 июля колонна при помощи парохода переправилась на северную сторону реки и направилась на запад к Колонне Помпея - природному каменному монолиту, отмеченному петроглифами, с которым Льюис и Кларк столкнулись в 1806 году. Войска шли маршем по утесам и «засушливым, бесплодным» равнинам над рекой. Термометры поднялись на солнце до 120 градусов (около 49 градусов по Цельсию, прим. пер.) «Тут слишком жарко, чтобы писать, читать или думать», - сказал Бэрроузу один из ученых, сопровождавших экспедицию. «Будь проклят этот Джей Кук, затеявший эту экспедицию», - рявкнул солдат. (Джей Кук 10.08.1821-16. 02. 1905 - американский финансист, который помогал финансировать послевоенное развитие железных дорог на северо-западе Соединенных Штатов. Прим.пер.) Кастер выехал вперед с кавалерийским эскадроном - двумя ротами - чтобы выбрать для экспедиции ночной бивуак поближе к воде.

За несколько дней до этого скучного дня, 4 августа, они обнаружили доказательства того, что за ними следят. Скаут по имени Кровавый Нож указал на них Кастеру. Кавалерист писал о Кровавом Ноже как о своем «любимом» туземном работнике, и большинство свидетельств повторяют это слово. На этот момент, однако, оно еще не было пущено в оборот - Кастер и Кровавый Нож впервые встретились в этой экспедиции; Кастер все еще так мало знал о нем, что в своем официальном рапорте ошибочно назвал его Кроу. Но Кровавый Нож быстро заслужил его уважение. Примерно того же возраста, что и Кастер, у него был отец Хункпапа-Сиу и мать из Арикаров. (Солдаты обычно называли последнее племя - "Арикари“ или просто "Ри"). Он рос вместе с Хункпапами, терпя издевательства со стороны других детей из-за своего смешанного происхождения. Хуже всего с ним обращался Желчь, который вырос и стал могущественным воином и учеником Сидящего Быка. Будучи подростком, Кровавый Нож покинул Сиу, чтобы присоединиться к Арикарам, и сражался с Сиу в последующие годы со всё увеличивающейся ожесточенностью. В 1862 году два его брата попали в руки военного отряда, возглавляемого Желчью, который убил их и снял скальпы. Кровавый Нож считал логичным, как на личном, так и на племенном уровне, объединиться с армией США против общих врагов.

Кастеру всегда нравилось связываться с тем, что он считал экзотикой, но генерал начал восхищаться личными достоинствами Кровавого Ножа. Он описал его как тонкого, проницательного и достойного человека. «Винтовка Генри грациозно лежала в его руках». Кастер даже писал, что у него «красивое лицо», обрамленное черными, разделенными на прямой пробор волосами до плеч. И все признавали мастерство скаута в выслеживании Сиу. «Кровавый Нож»,-писал Бэрроуз: «читает даты и числа, истории и пророчества по следам травуа, отпечаткам копыт индейских лошадок и всему алфавиту индейских знаков и свидетельств так же легко, как ваши читатели прочтут это письмо».

(Подробно о Кровавом Ноже можно прочитать здесь: https://vk.com/clubgarryowen?w=wall-180233460_2227)

Около 9:30 утра 4 августа, находясь примерно в десяти милях впереди основной колонны, эскадрон Кастера спустился с утесов по бизоньей тропе к Йеллоустону и остановился в прекрасном местечке для привала среди тополей. Выше по реке, в миле или двух к западу, они увидели другую, более крупную рощу. Было тихо. Кастер не рассчитывал, что пехота и обоз прибудут раньше полудня. Он приказал солдатам расседлать лошадей и пустить их пастись в высокой траве среди деревьев, затем выставил дозор, с таким расчетом, чтобы они могли просматривать всю долину. Кастер велел своему горнисту держаться поближе, лег на землю и заснул на жаре.

Его разбудила череда выстрелов. Кастер вскочил на ноги и проревел: «Приведите своих лошадей, приведите своих лошадей!». Полдюжины Сиу галопом подскакали к лагерю, пытаясь распугать лошадей, но дозоры отбросили их назад. Кастер приказал капитану Майлзу Мойлану седлать лошадей. Ординарец Кастера, Рядовой Джон Х. Таттл, привел его лошадь, и он вскочил в седло. Вместе с Таттлом, лейтенантом Колхауном и двадцатью солдатами под командованием его брата Тома Кастер преследовал шестерых налетчиков вверх по реке.

По мере того как они приближались к лесу на западе, Кастер начал что-то подозревать. «Когда мы оказались почти на расстоянии выстрела от этого леса, я приказал эскадрону остановиться», - докладывал он. Они с Таттлом двинулись дальше. «Таттл», - сказал Кастер: «Не спускай глаз с этого леса». Он заметил, что шестеро воинов следовали его движениям, останавливаясь, когда он останавливался, и отъезжая, когда он приближался. Кастер отослал Таттла сказать Мойлану, чтобы тот спешился под деревьями, где паслись лошади.

Кастер решил, что это ловушка. Наблюдая за странным поведением индейцев, он вспомнил, что читал о Резне Феттермана, и догадался, что гонится за приманкой. Он оказался прав. Когда Кастер прекратил погоню, около 250 воинов выехали из-за деревьев «в идеальном порядке», писал он: «разукрасившиеся для битвы в боевую раскраску и в перья, с их характерными криками и воплями». Кастер натянул поводья и галопом поскакал назад к Тому, выкрикивая приказ спешиться и выстроиться в стрелковую цепь. Враждебные силы, состоявшие из Сиу и нескольких Северных Шайенов, яро преследовали их. Как только Кастер ушел с линии огня, Том отдал приказ стрелять. Залп остановил атаку. Кастер и его отряд отступили в сторону главных сил.

У Кастера под рукой было около девяноста человек. По самым скромным подсчетам, он столкнулся с втрое большей численностью противника. Вернувшись в лес, он развернул своих людей полукругом, каждый фланг которого касался реки. Чтобы увеличить свои шансы, он приказал коноводам держать восемь вместо обычных четырех лошадей. Он не оставил резерва, но усилил свои позиции всеми имеющимися у него карабинами. Сиу и Шайены роились вокруг солдат и «проявляли необычайную смелость, постоянно подъезжая чуть ли не вплотную к нашей цепи», сообщал он.

Один вражеский воин продемонстрировал свою храбрость, проскакав вдоль линии огня на максимальной скорости. Кастер обратился через переводчика к Кровавому Ножу. Указав на ориентир, он предложил, чтобы, когда всадник достигнет этой точки, Кровавый Нож застрелил всадника, а сам он застрелит его лошадку. Кровавому Ножу понравилась эта идея, вспомнил Кастер, и он навел на цель свой «Генри» так же, как Кастер прицелился своей казнозарядной винтовкой "Ремингтон". Когда всадник достиг намеченной точки, оба ружья бахнули. Воин вскинул руки и упал вместе с лошадью. Едва он коснулся земли, как к нему подскакали другие воины и, не останавливаясь, подхватили его.

Ни одна из сторон не понесла много потерь. Стремительно перемещаясь верхом, нападавшие не могли точно прицеливаться, но и поразить их было непросто. В какой-то момент Кастер заметил ползущих к ним индейцев в высокой траве. Кровавый Нож объяснил, что они попытаются поджечь траву, чтобы выкурить их, но не стоит волноваться. Конечно, вдоль цепи поднимался дым, но сырая трава не хотела гореть. Они заметили врага, крадущегося вдоль берега реки, и отогнали его. Позже солдаты узнали, что большой отряд следовал за ним, и они едва избежали внезапного нападения с тыла.

Шли часы. Солдатам стало не хватать боеприпасов. Кастер приказал коноводам отдать патроны, но вскоре их запасы снова истощились. Во второй половине дня Кастер заметил, что Сиу и Шайены чем-то встревожены. Из-за утесов поднималось облако пыли, поднятое приближающейся колонной. «А теперь», - обратился Кастер к Мойлану: «Давайте сядем верхом и прогоним их». Солдаты оседлали лошадей и вышли из леса. Трубач просигналил атаку. Мужчины радостно закричали и пустились в галоп. Сиу отступили.

Застигнутый врасплох, оказавшийся в меньшинстве, изолированный на вражеской территории, Кастер действовал осмотрительно и умело. Конечно, он не разбил своего врага, но выжил там, где не смог выжить Феттерман. Он извлек пользу из своих уроков и призвал на помощь все свои старые тактические инстинкты. Он правильно вычислил засаду, держал свои войска в руках, максимально увеличил огневую мощь и воспользовался подходящим моментом, чтобы выйти из тупика.

Но сражение не обошлось без потерь. Несколько Хункпапов отрезали небольшую группу, отделившуюся от приближающейся колонны. Они убили ветеринара Джона Хонсингера, маркитанта Августа Балирана и рядового Джона Х. Болла. «Я больше не буду отдавать распоряжений насчет отставания от колонны», - сказал Стэнли репортеру Бэрроузу: «Поскольку в этом теперь нет никакой необходимости».

«От 400 до 500 палаток», - сказал Кровавый Нож, когда они с Кастером 7 августа исследовали место недавней индейской стоянки. Скаут сообщил, что Сиу и Шайены перенесли селение на новое место примерно в то же время, когда произошел тот бой, дня три назад. 8 августа Кастер обнаружил место второго лагеря, примерно такого же размера, разбитого примерно в то же время. «Обнаружение этих селений внесло существенные изменения в наши планы», - писал Бэрроуз в " Tribune". «Есть лишь один способ полностью нанести урон враждебным индейцам и запугать их – атаковать одно из их селений и уничтожить его». Кастер не сомневался, что если ему удастся догнать индейцев, то он сумеет легко справиться с их селением и повторит свою победу при Уашите. Стэнли разрешил ему взять всю остававшуюся в экспедиции кавалерию - около 450 человек - и преследовать Сидящего Быка и его людей.

«Сцена, разыгравшаяся в тот вечер в кавалерийском лагере, действительно была весьма оживленной. К 10 часам все готово. Горнист играет сигнал…», - писал Бэрроуз: «Из светящегося леса мы спускаемся в прекрасную долину, залитую серебром лунного света». Они шли по следу всю ночь и весь следующий день, преодолев сорок миль. Поздно вечером 9 августа следы повернули с холмов к берегу глубокого и быстрого Йеллоустона. «Здесь они переправились», - сказал Кровавый Нож: «Теперь они отправили гонцов в соседние лагеря своих союзников, чтобы набрать подкрепление». Весь следующий день Кастер провел в попытках переправить своих людей и тяжелых кавалерийских лошадей на южную сторону Йеллоустона. (Река здесь изгибалась на северо-восток, и "южный" берег находился почти прямо к востоку от позиции Кастера). Все селение Сидящего Быка, состоявшее из мужчин, женщин и детей, переправилось через реку со своими палатками, лошадьми и прочим имуществом, но Кастер потерпел неудачу. В конце концов, он сдался и дал своим людям поспать.

Будучи преследователем, Кастер и представить себе не мог, что добыча развернется и нанесет ответный удар. Но Кровавый Нож всё верно угадал: Сидящий Бык вызвал подмогу и приготовился атаковать кавалерию, застрявшую на северном (или западном) берегу Йеллоустона. В четыре часа утра 11 августа он нанес удар. Несколько выстрелов эхом отозвались в долине, затем с дальнего берега реки донесся беспрерывный треск ружей, и пули засвистели над кавалерийским лагерем. «Индейцы! Индейцы! Они стреляют по нам с другого берега!»,- закричал какой-то солдат. Люди бросились к воде с винтовками и открыли ответный огонь. Кастер приказал им прекратить огонь до тех пор, пока не появится больше врагов, которые обеспечат их «лучшей мишенью», писал Бэрроуз. Они не заставили себя ждать. Крупные силы спустились с дальних холмов и удвоили огонь. Обе стороны обменивались выстрелами через реку, каждая из них нашла укрытие среди росших по обоим берегам деревьев.

Кастер снова приказал большинству своих людей прекратить огонь. Дальность стрельбы составляла 400-500 ярдов, и лишь немногие из его солдат могли стрелять с такой точностью. Вместо того чтобы тратить боеприпасы впустую, он разрешил стрелять только «лучшим стрелкам среди солдат» и некоторым офицерам, сообщил Бэрроуз. Кроме того, Кастер разместил солдат на утесах позади своей позиции «для защиты от индейцев, пересекающих реку и атакующих нас с тыла». Когда стрельба на время прекратилась, Сиу стали насмехаться над индейскими скаутами, подбивая их перейти реку. «Ну же, парень, почему бы и нет? Мы дадим вам все, что вы хотите», перевел толмач. «Мы все равно заполучим этих ваших лошадей. Мы собираемся пересечь реку и забрать их, наплевав на вас».

Одним из лучших снайперов был ординарец Кастера Таттл, вооруженный дальнобойной спортивной винтовкой Спрингфилд. «Хочу завалить еще несколько парней, прежде чем уйти отсюда», - заявил он. Таттл указал на воина на другой стороне реки, прицелился и выстрелил. Индеец упал с седла. Таттл не теряя времени подстрелил еще двоих. Затем он высунулся из-за дерева, чтобы выстрелить еще раз, и пуля Сиу угодила ему в лоб, сразив наповал.

Кастер стрелял вместе с остальными, укрываясь между выстрелами, когда увидел, как дозорные на утесах сигнализируют о том, что противник переплывает реку на своих лошадках по обоим флангам. Кастер послал подкрепление к высотам и поехал туда сам, чтобы убедиться в этом лично.

Лейтенант Чарльз Брейден и около двадцати человек удерживали фланг выше по течению. Его взвод занимал глубокий овраг, естественную траншею и холм, по которому можно было пройти. Приблизилось около 100 вражеских воинов, разодетых и раскрашенных для битвы. Желчь, злейший враг Кровавого Ножа, вел этих воинов. Брейден получил сообщение от Кастера, что он должен удержать свою позицию «во что бы то ни стало». Затем Желчь повел своих воинов в атаку. Брейден подождал, пока они подойдут всего на тридцать ярдов, и только тогда приказал своим людям открыть огонь. Залп с близкого расстояния остановил атаку. Желчь и его воины атаковали снова и снова, но солдаты держались. Брейден встал, чтобы осмотреть поле, пуля вонзилась ему в бедро, раздробив кость и повалив в овраг. Прежде чем его люди успели запаниковать, к ним подошли еще три роты, чтобы поддержать оборону.

Кастеру было неизвестно, что Сидящий Бык наблюдает за сражением с холмов на той стороне реки. Он находился «в резерве», как позже сообщил его товарищ Белый Бык; как высший по положению среди своего народа Сидящий Бык больше не был обязан лично руководить боем. Командовал ли он в тактическом смысле - вопрос открытый. Конечно, это он сосредоточил воинов и организовал атаку. Давал ли он указания на поле боя или нет - это была его битва.

И снова Кастер оказался в тупике. Боеприпасы подходили к концу, и он не ожидал появления колонны Стэнли еще день или около того. Главная угроза, казалось, исходила с верховьев, где Желчь нажимал на Брейдена. Сиу и Шайены там набирали силу и теперь их насчитывалось до 300 человек. Многие из них пробрались в другой овраг и обстреляли кавалеристов прицельным огнем, убив лошадь Кастера. Кастер оставил одну роту для охраны северного (нижнего) фланга, одну роту для защиты от индейцев, которые могли бы напрямую переправиться через Йеллоустон, и сосредоточил оставшиеся шесть рот на своем северном (нижнем), холмистом фланге против людей Желчи.

Неожиданно с низовьев реки к нему подошел Стэнли. (Из-за изгиба реки он находился к северо-востоку от Кастера.) Он опередил график почти на сутки. Около 100 Сиу, оказавшихся между его колонной и Седьмым кавалерийским, развернулись и атаковали его. Стэнли собрал своих людей и продолжил наступление. Он развернул свою артиллерию и начал обстреливать пожилых воинов (включая Сидящего Быка) и толпу нон-комбатантов на холмах за рекой. Кавалеристы разразились радостными криками, когда те бросились врассыпную.

Обеспечив безопасность своего расположенного ниже по течению фланга, Кастер расположил шесть своих рот в цепь, а оркестр поместил сразу за ними. Он был, как всегда, верхом на белом коне, в красной рубахе, с развевающимися длинными волосами. «Давай Гарриоуэн!», - скомандовал он руководителю оркестра. «Знакомые звуки этой бравурной ирландской мелодии подействовали как волшебство», - писал Бэрроуз, бойкие медные горны оживили солдат. Кастер приказал атаковать. «Они бросились, очертя голову», - продолжает Бэрроуз: «Каждый остается на своем месте. Они несутся, как вихрь». Том Кастер повел свою роту в овраг, занятый противником, и очистил его. Солдаты Седьмого кавалерийского полка убили очень немногих, если вообще убили хоть кого-то, хотя среди прочих они застрелили лошадь Желчи. Сиу и их союзники бежали вверх по реке перед массированной кавалерийской атакой. Кастер гнался за ним восемь миль, прежде чем пошел на попятную, и индейцы переправились обратно на другой берег реки.

«Чувства, что мы испытывали, когда после блестящей победной атаки с гремящим оркестром и развивающимся флажками возвращались к пехоте, окупили все тяготы кампании», - писал Ларнед матери. «Второе сражение в устье Бигхорна стало решающим ударом и настолько деморализовало индейцев, насколько повысило престиж кавалерии».

Битва изменила горький тон Ларнеда. Он взглянул на Кастера по-новому - не с обожанием героя, конечно, но с готовностью признать его великодушие и его способности. Он отметил, что Кастер выбрал его для топографической съемки, признавая мастерство, которое позже сделает Ларнеда профессором черчения в Вест-Пойнте. «Этот поступок Кастера был настолько спонтанным и сделанным исключительно по собственной инициативе, что я даже удивился. С тех пор и по сей день ни в чем из того, о чем я просил, мне не отказывали». Кастер позволил ему приостановить работу и присоединиться к преследованию и второму сражению, а также держал его при себе во время возвращения в Форт Райс. «Поэтому я и жил на Олимпе вместе с богами, и по моему требованию у меня есть ординарец». Несмотря на саркастический тон, он не настаивал на дистанцировании от Кастера, как делал это раньше. Ларнед сохранил некоторые из своих подозрений. Например, он приписывал «большое внимание» со стороны Кастера своему статусу корреспондента “Chicago Inter¬Ocean”, «и между нами это весомый аргумент в отношениях с Кастером, чья жажда популярности вам известна». (Как правило, Кастер полагал, что именно его собственный пример вдохновил «наших молодых людей обратиться к прессе»). Но эти сражения явно изменили отношение Ларнеда.

В дни становления Седьмого кавалерийского, как позже писала Либби, муж сказал ей, что потребуется большая битва, чтобы связать полк воедино, «что это было на поле боя, когда все вместе столкнулись со смертью, где между солдатами сформировалась самая искренняя привязанность». Этот романтический взгляд вряд ли был практической философией управления личным составом - Седьмой кавалерийский провел очень мало крупных сражений - и все же он отражал важную истину. После всей этой мелкой перебранки, придирчивых приказов и унылой повседневной службы грохот ружейной пальбы Сиу на другой стороне Йеллоустона напомнил солдатам, что их полк существует для того, чтобы сражаться. Вид убегающего врага показал им, что Кастер знает свое дело, что он может привести их к победе. Позже, писал Кастер Либби, он наслаждался теплыми отношениями со всеми офицерами, исключая лишь одного—которым мог быть только Бентин. Что же касается Ларнеда, то он по-прежнему был саркастичен, циничен, но, тем не менее, испытывал гордость за эти сражения и почти завистливое уважение к своему командиру.

«У нас было две схватки с индейцами», - писал Стэнли жене 15 августа: «Всё это выпало на долю кавалерии, которая действовала очень хорошо, по-мужски». Его уважение к Кастеру росло, как и у Ларнеда. Стэнли больше не писал о Кастере, как о высокомерном выскочке, но хвалил его руководство своими людьми. Стэнли сказал, что он рад, что предоставил сражение Кастеру. Он добавил, что тот «вел себя очень хорошо с тех пор, как согласился на это». Стэнли тоже был горд и позволил Кастеру и его полку ехать домой впереди обоза.

Сражения на Йеллоустоуне не изменили стратегического баланса на Северных Равнинах. Сиу и их союзники остались в том краю и почти не пострадали. 11 августа, сражаясь с Седьмым, они потеряли не более трех десятков воинов убитыми и ранеными, и Кастеру не удалось найти, не говоря уже о том, чтобы уничтожить, ни одно из их селений. Тем не менее, эти столкновения укрепили профессиональный статус Кастера, создав противовес его ужасной репутации в армии. Его искусное выступление против индейцев, которых армия боялась больше всего, напомнило его критикам, что, несмотря на все свои недостатки, он всё еще может сражаться. Это порадовало Шеридана, который назначил его в тот регион именно потому, что предвидел войну с Сиу. Когда Кастер вернулся в Форт Авраам Линкольн, он 21 сентября написал Либби, что нашел телеграмму от Шеридана: «Добро пожаловать домой».

Перевод: Василий Власов, он же Команч

Источник: m.vk.com