Мозг в щупальцах: Как устроен интеллект животных

Сегодня наше отношение к соседям по планете меняется. Всё чаще говорят о правах других видов, люди переходят к вегетарианству и веганству, компании отказываются от тестов на животных и стремятся к этичному производству. Появился даже термин «спесишизм», которым обозначают дискриминацию по видовому признаку. Но идея, что животные способны к переживаниям и интеллектуальной жизни, прижилась в науке не сразу. Разбираемся, как это произошло и что наука думает о разуме животных сегодня.

Текст: Алиса Загрядская

«Нравы бобра»

и комплекс рефлексов

Человеческая наука обращалась к теме интеллекта и психики животных с тех самых пор, как появилась. Ещё Аристотель подробно описал их физическое устройство, а также предположил, что то, насколько сообразителен и понятлив конкретный вид, зависит от способностей к запоминанию. В то же время Аристотель считал, что есть три вида души: растительная, животная и разумная, то есть человеческая. Причём последняя в его иерархии ценилась выше других.

На протяжении истории было два самых популярных и при этом противоречащих друг другу подхода к оценке способности животных чувствовать и думать. Согласно первому, у них есть внутренняя жизнь и она во всём похожа на человеческую. В древности было распространено мифологическое убеждение, что мир животных — это своего рода копия мира людей: сказки о зверях, которые действуют подобно людям, есть в самых разных культурах. Индийская «Панчатантра» показывает животных, которые ведут себя как люди, персидская поэма «Беседа птиц» посвящена тому, как пернатые собрались выбрать царя, а французский средневековый «Роман о Лисе» рассказывает, как хитроумный лис обводит вокруг пальца короля-льва, осла-священника и грубого волка. Последний — не что иное, как сатира на средневековое общество: с помощью образов зверей авторы выводят характерные типажи и осуждают пороки. При этом животным приписывают людской общественный уклад: у них свои социальные роли, «игры престолов» и даже правительства.

С распространением механического понимания вселенной стала популярна точка зрения, что животные — своего рода биологические роботы. Рене Декарт считал, что материальным миром управляют механические законы. При этом у животных, по мнению философа, в отличие от обладающего бессмертной душой человека нет сознания — то есть они не могут осознавать себя и устроены как простые сигнальные системы. «Они не ощущают ни удовольствия, ни боли и вообще ничего. Хотя они пронзительно кричат, когда их режут ножом, и корчатся в своих усилиях избежать контакта с раскалённым железом, это ничего не означает», — считал Декарт.

Впрочем, такое мнение, в полной мере оправдывающее вивисекцию, встречало и критику. Через несколько десятилетий Вольтер возмущённо писал: «Какая это жалкая, убогая мысль, будто животные — автоматы, лишённые сознания и чувства, будто они всегда действуют одинаково, ничему не научаются, ничего не совершенствуют! Птица делает гнездо полукруглым, когда она вьёт его у стены, в четверть круга, когда оно в углу, и круглым на дереве; разве она строит его всегда одинаково?»

Все предположения опираются
на антропоцентрическую установку. Согласно ей, человек с его способом восприятия реальности — точка отсчёта
для суждений о других живых существах

Впоследствии Чарльз Дарвин потряс мир теорией эволюции и дал понять, что люди с животными не так далеки друг от друга, как было принято считать. В работе «О выражении эмоций у человека и животных» он предположил, что многие переживания зверей сопоставимы с людскими. Последователи Дарвина, например Джордж-Джон Роменс и Максимилиан Перти, во многом придерживались антропоморфирующего, то есть очеловечивающего подхода. Они не отказывали животным в праве чувствовать и обучаться, но делали множество допущений, предполагая, что животные испытывают те же переживания и следуют тем же поведенческим принципам, что и люди. В книге «Ум животных» Роменс пишет, что хотя «психология насекомого явно далеко расходится с психологией человека», и муравей, и пчела «выказывают симпатию и гнев». «Нравы бобра», «злодейские наклонности обезьяны» и «такая черта эмоционального характера, как мстительность» применительно к слонам — обычные примеры лексики учёных-антропоморфистов XIX века. 

За ненаучность и отсутствие строгих правил наблюдения этот подход критиковали исследователи другого лагеря — бихевиористы. Бихевиоризм изучает поведение животных и людей, предполагая, что оно состоит из комплекса рефлексов и реакций на окружающую среду. Та, в свою очередь, подкрепляет его или обозначает, что такое поведение — нежелательное. Вся деятельность животного сводится к схеме из стимула и реакции на него.

При этом психическая жизнь животных нередко считалась недостойной изучения или вовсе не признавалась. Например, академик Павлов, которому мы обязаны описанием условных и безусловных рефлексов, в ходе исследований стремился даже избегать очеловечивающих выражений: «Мы совершенно запрещали себе (в лаборатории был объявлен даже штраф) употреблять такие психологические выражения, как „собака догадалась, захотела, пожелала“».

В целом видно, что, говоря о других видах, наука всегда колебалась между двумя крайностями. При этом и предположение, что мышление и психика животных во всём подобны людским, и мнение, что у животных таких способностей нет вовсе, опираются на антропоцентрическую установку. Согласно ей, человек с его способом восприятия реальности — точка отсчёта для суждений о других живых существах.

Неумные тесты

для умных животных

Примерно тогда же, когда европоцентризм перестал казаться единственным возможным взглядом на мир, живых существ, относящихся к другим видам, начали рассматривать по-новому. Стали больше обращать внимания на то, как виды приспосабливаются к окружающей среде. Голландский этолог Франс де Вааль отмечает, что животные знают только то, что им нужно знать — при этом многие вещи, которые важны для человека, они не учитывают. «Мы узнаём, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, вороны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Мы открыто говорим о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека», — пишет де Вааль.

Традиционным способом определить интеллект животных всегда были тесты: например, на то, чтобы найти решение задачи, воспользоваться орудием, выбраться из помещения и так далее. Считалось, что животное заслуживает статуса «умного», если решает задачи именно так, как их решил бы человек — различия в анатомии и органах чувств в расчёт не брали. Например, какое-то время учёные полагали, что слоны не способны к орудийной деятельности, то есть не умеют использовать инструменты для решения задач. Когда им предлагали достать банан с помощью палки, они не справлялись. Но это происходит потому, что слон, зажимая палку в хоботе, закрывает себе ноздри — не имея возможности почувствовать запах пищи, он вынужден действовать вслепую. При этом когда в эксперименте фрукты подвешивают высоко, а слону предлагают ящик, он может подвинуть его, куда требуется, подняться на помост и дотянуться до цели. Палка в качестве орудия просто не подходит анатомии слона — приматы тоже вряд ли стали бы пользоваться руками, если бы нюхали с помощью ладоней.

К тому же многие тесты на интеллект ставят животных в заведомо стрессовые ситуации. По-мнению Вааля, они утомительно однообразны, а ещё откровенно жестоки. Например, в тесте на запоминание «водный лабиринт Морриса» крыс помещают в ёмкость с водой, где им приходится плыть в поисках выхода. В других опытах их бьют током, а для поддержания пищевой мотивации недокармливают. Дело не только в этике: результаты таких экспериментов можно поставить под сомнение — животные не могут действовать как автоматы в стрессовых условиях.

Интеллект и эмоции животных сегодня изучают когнитивная этология и зоопсихология. Провести границу между ними трудно: интеллектуальность тесно связана с тем, как животное воспринимает окружающую действительность. Более современные тесты показывают: часто дело не в том, что животные «недотягивают» до нашего уровня, а в том, что люди экспериментируют в меру своего понимания, как ставить эксперименты.

Инсайт у шимпанзе

Психолог Эдвард Торндайк в конце ХIХ века стал проводить эксперименты, в ходе которых от животных требовалось выбраться из «проблемного ящика» — специально сконструированного устройства с препятствиями. Он сделал вывод, что животные способны обучаться посредством проб и ошибок и случайного успеха — то есть перебирая варианты. Когда действие случайно оказывается верным, полученный результат закрепляется и животное его запоминает — вполне бихевиористская трактовка. При этом Торндайк не нашёл в действиях животных понимания.

Другой психолог, Вольфганг Кёлер, предложил понятие инсайта, то есть озарения. В ходе опытов с шимпанзе он обнаружил, что те способны догадываться, когда все компоненты для решения даны им одновременно. Скажем, самка шимпанзе была способна установить четыре ящика один на другой, чтобы достать подвешенный банан. Кёлер доказал, что обезьяны способны выстраивать в уме общую структуру плана, совмещая факты, и им не всегда требуется долго перебирать все возможные варианты. Так шимпанзе понимают связь между явлениями.

Кроме умения решать задачи, индикатором интеллектуальности считают орудийную деятельность, то есть способность использовать инструменты. С этим справляются многие животные — учитывая, что не все применяют предметы так, как ожидает человек. Известно, например, что слоны отгоняют ветками мух и могут чесаться, выдры пользуются камнями, чтобы раскалывать раковины. Не говоря уже об обезьянах, которые используют не только отдельные палки и камни, но и парные орудия, по типу молота и наковальни.

Ещё одно указание на интеллектуальность — способность к самосознанию. Сознание достаточно сложная тема, чтобы мы сомневались, как именно оно устроено у нас. «Трудную проблему сознания» (она заключается в том, как процессы в мозге вызывают субъективные переживания) пока что не могут разрешить ни философы, ни когнитивисты, ни нейробиологи.

Считалось, что животное заслуживает статуса «умного», если решает задачи именно так, как их решил бы человек — различия в анатомии и органах чувств
в расчёт не брали

Наука долго сомневалась, обладают ли животные самосознанием. Тем не менее учёные обратили внимание на то, что, рассуждая об обучаемости, памяти и фантазии у животных, за отправную точку брали те же способности человека. «Никогда никому не пришло в голову, например, учитывать морфологические различия, то есть разницу в строении тела у человека и животных. При всех различиях между человеком и животным есть и огромное сходство. И разве нельзя исходя из этого предположить, что, сравнивая строение тела, точно так же можно сравнивать между собой разум, память, эмоции и так далее. И даже само сознание?» — говорил швейцарский зоолог Хайни Хедигер.

Тесты биологов показывают, что как минимум шесть видов животных (шимпанзе, орангутаны, гориллы, дельфины, слоны и сороки) способны узнавать себя в зеркале. Шимпанзе, которым наносили краску на бровь и ухо, начинали активно трогать эти места, увидев в зеркале, то есть явно понимали, что «макияж» — нечто лишнее.

Другая методика доказательства интеллекта — изучать язык животных и обучать их знаковым системам. Как и во многих других случаях, людей долго подводила уверенность, что именно наш способ общения (словами через рот) эталонный. Однако в 60-х годах этологи обратили внимание на то, что хотя обезьянья гортань не приспособлена для подражания звукам речи человека, у них очень развиты мимика и жестикуляция. Шимпанзе Уошо освоила жестовый язык, Сара общалась с помощью жетонов, обозначающих слова, Лана овладела специально разработанным искусственным языком. На сегодняшний день в мире существуют десятки «говорящих» обезьян, способных давать логичные ответы на вопросы и комбинировать слова, составляя фразы.

Учитывая всё это, можно сделать вывод, что интеллектуальные способности животных достаточно развиты, хотя сегодня всё ещё трудно точно сказать, какие именно виды интеллектуальны, а какие нет. Судя по всему, таковыми следует считать только высших позвоночных, но, как показывают исследования, не только одних приматов.

Одинокие коты и стайные псы

Учитывая, насколько по-разному воспринимают мир живые существа, и насколько разные проблемы им нужно решать в естественной среде обитания, трудно мерить их ум так же, как и наш. Чтобы ответить на эти вопросы, нужно поставить себя на место другого вида. Это трудная задача, даже когда речь идёт о других людях — не говоря о существах с другой нервной системой и иными способами социальной организации. Скажем, муравьи и термиты обладают своего рода коллективным интеллектом. Действия каждого члена колонии сливаются в работе «сверхорганизма» — так работает коллективный разум, способности которого во много превышают возможности конкретного муравья.

При этом между нами и другими видами есть и много общего, хотя в прошлом учёные это часто игнорировали, а люди считали оскорбительным. Достаточно вспомнить карикатуры, которые

Есть и различия, которые делают картины мира для разных видов принципиально различными. Именно поэтому вопрос, кто умнее — например, кошки или собаки, — будет некорректен: одни приспосабливались к окружающей среде как стайные животные, а другие предпочитают охотиться в одиночку. Сложно также сравнивать животных с человеком. Например, по сравнению с собачьими мы практически не ощущаем запахов, тогда как для собаки мир соткан из их множества. Визуальные способности птиц превосходят человеческие, как и их умение ориентироваться в пространстве — это необходимо для дальних перелётов. Благодаря тому, что в конечностях осьминога находятся нейроны и собственная нервная система, каждое его щупальце может действовать независимо. Кроме того, благодаря присоскам осьминоги необыкновенно тактильно чувствительны.

В животном царстве есть огромное количество сенсоров и способов чувственного восприятия — так что вряд ли универсальная интерпретация мира существует. В биосемиотике, чтобы описать уникальный способ видеть мир, используют термин «умвельт». Чтобы лучше понимать других живых существ, следует не забывать, что их умвельт принципиально отличается от нашего. Этим, например, объясняется, почему они так не заинтересованы во многих специально придуманных для них задачах. В то же время нужно учитывать, что как товарищи по эволюции в чём-то животные на нас всё-таки похожи.

Фотографии: smallable