Дом для динозавра: как хранить кости, чтобы развивать науку

Доцент СПбГУ, специалист по мезозойским позвоночным доктор биологических наук Павел Скучас рассказал, какие древние кости удалось найти петербургским ученым во время летних экспедиций, где они теперь хранятся, а также как на самом деле должна выглядеть современная палеонтологическая коллекция.

Большая сибирская экспедиция

На каких местонахождениях палеонтологам СПбГУ удалось побывать этим летом?

В этом году у нас была большая сибирская экспедиция: сначала долина Кулинда в Читинской области, затем Якутия и после — Бурятия. Каждое из этих мест по-своему уникально. Хотя мы много где бывали, в Кулинду отправились впервые — там присоединились к экспедиции Института природных ресурсов, экологии и криологии Сибирского отделения РАН, которую возглавила исполняющая обязанности заведующего лабораторией геохимии и рудогенеза Светлана Решетова.

Чем интересно это место? В свое время здесь обнаружили небольшого динозавра, которого назвали кулиндадромеем. В местных отложениях нашли отпечатки его протоперьев и чешуй — для России это уникальная ситуация, когда сохраняются элементы кожных покровов. Они у кулиндадромея действительно были очень необычные по структуре: хвост покрывали крупные чешуи, как у современных рептилий, спину — почти что волосяные пучки из нитевидных перьев, а в некоторых местах это были комбинации из чешуек и тонких волосков.

Хотя про кулиндадромея известно достаточно давно, мы все равно надеемся найти новую информацию, например, по анатомическому строению динозавра. В этом поможет найденный во время экспедиции череп, который обнаружил аспирант СПбГУ Иван Кузьмин. Десятисантиметровая голова заключена в породу, причем, что интересно, самих костей там не осталось — только их трехмерные слепки. Дело в том, что здесь была сильная вулканическая активность, практически Помпеи, которая все сожгла. В итоге от костей остались только контуры, хотя и достаточно четкие.

Что интересного удалось узнать после экспедиции в Якутию?

Надо сказать, что якутские экспедиции — одни из самых сложных, каждый год здесь нас ожидает какой-то сюрприз: если в 2017-м это были медные трубы — мы прорывались через тайгу на вездеходе, в 2018-м это была вода — нас постоянно затапливало, то в этот раз был огонь — горели леса. Нас сначала даже не хотели пускать на местонахождение, но потом удалось получить специальные разрешения. Работать приходилось в сильном дыму, который иногда закрывал солнце, и казалось, будто наступили сумерки.

Тем не менее находки были: набрали достаточно много динозавровых костей, которые сейчас чистим и анализируем. Например, будет новая информация по стегозаврам — травоядным динозаврам с шипами на спине и на хвосте. Кроме того, мы нашли крупные пластинки панциря древней черепахи и поняли, что наши гипотезы подтвердились: полярная динозавровая фауна была достаточно примитивной, многие ее представители — «живые ископаемые» своего времени, как, кстати, и обитатели Западной Сибири, — эти фауны очень похожи.

Сколько всего дней вы провели в экспедициях в этом году?

Считая третью поездку, в Бурятию — на Гусиное озеро, получается около двух месяцев. Кстати, последняя экспедиция была самой долгой — сюда мы отправились вместе со студентами и нашли несколько зубов представителей одной из самых больших групп травоядных динозавров, завроподов. Кроме того, обнаружили панцирь известной для этих мест черепахи.

Палеонтологический зоопарк

Где теперь будут храниться найденные кости?

Остатки из Читинской области — в Институте природных ресурсов, экологии и криологии Сибирского отделения РАН. К счастью, коллеги дали нам возможность в течение года поработать с этими костями, поэтому пока они хранятся у нас на кафедре. Якутские материалы частично остались в Якутии, а частично вместе с бурятскими отправились на хранение в Зоологический институт РАН, который находится в Петербурге.

А почему не в СПбГУ?

К сожалению, в Университете нет специальных хранилищ для палеонтологических коллекций. Основным и абсолютно незыблемым требованием к научной коллекции является ее доступность: как только ты публикуешь научную статью про динозавра, ты должен привести в ней номера образцов и указать, где они хранятся. Это правило существует для того, чтобы любой ученый из любой страны мира мог приехать и познакомиться с этими материалами.

Как, на ваш взгляд, должна выглядеть современная палеонтологическая коллекция?

В такой коллекции должны быть специальные хранилища, куратор коллекции, препараторская — место для очистки образцов, к тому же она должна постоянно пополняться. Я уверен, что любому подобному центру необходимо выполнять и просветительские функции — открывать выставки для широкой аудитории, проводить семинары и публичные лекции. Люди очень часто спрашивают, как палеонтологи «вытаскивают» кости из породы. И вот отличное решение — сделать одну из стенок препараторской стеклянной, чтобы гости такого музея могли наблюдать за реальной работой палеонтологов. Так сделано во многих музеях мира, а рядом со стеклом обычно находится забавная надпись: «Палеонтологов не беспокоить и не кормить».

Как выглядят такие научные центры за рубежом?

Очень красивый частный музей организовал известный канадский палеонтолог Филип Кьюрри (Philip Currie). Это здание с современным дизайном, где есть лекторий, фуд-корт, туалеты, кинолекторий, палеонтологическая лаборатория, хранилище и две большие выставочные галереи: девонская — с древними рыбами, а также меловая — с динозаврами. Это прекрасный пример, как такую идею можно воплотить у нас. Кстати, обычно именно так организованы палеонтологические коллекции в крупнейших университетах мира — в Музее естественной истории Оксфорда, в Гарварде, Университете Юты, Йельском университете и многих других.

Представляю, как такой коллекции обрадуются любители палеонтологии, но зачем это все ученым?

Когда есть хранилище для научных коллекций и место для работы ученых, тогда в университет приезжают палеонтологи со всего мира — им удобно и интересно проводить здесь исследования. А если неподалеку от него находятся ресурсные центры со специальным научным оборудованием, где можно работать на электронном микроскопе или томографе, то ценность центра возрастает в несколько раз. Кроме того, важно отметить, что в штате центра должны работать именно научные сотрудники, которые не просто проводят экскурсии, а пишут статьи, занимаются исследованиями, выигрывают гранты и ездят в экспедиции. Только так все будет развиваться.

Сегодня палеонтология позвоночных переживает очередной ренессанс: у нас в Университете уже больше десяти студентов серьезно занимаются этой темой. Если есть интерес — нужны и рабочие места. Мне кажется, что, если кроме кафедры молодые исследователи смогли бы пойти работать в такой музей — проводить занятия с детьми, читать лекции, формировать коллекцию, — это было бы фантастической возможностью.