Все последние события из жизни вулканологов, сейсмологов Японцев, Американцев и прочих несчастных, которым повезло родиться, жить и умереть в зоне сейсмической активности
Глубокая трещина делит историю европейской археологии на две части. С одной стороны перед нами – герои-исследователи, мужчины и женщины, романтично рисковавшие, чтобы раскопать артефакты в дальних странах, а затем отправить их в европейские музеи, вдали от тех культур, которые их произвели. Эти археологи-любители писали книги о своих приключениях, в которых смешивали впечатления об экзотических путешествиях с глубокими знаниями неевропейской древней истории (впрочем, иногда в книгах встречались и сомнительные гипотезы о прошлом).
С другой стороны мы видим учёных-археологов, путешествовавших к столь же отдалённым местам и страдавших нисколько не меньше, но относящихся к своей работе совершенно иначе. Они руководствовались не жаждой приключений и приобретений, а взвешенным любопытством.
Найти грань между любителями и профессионалами довольно сложно. Обозначилась ли она, когда в конце XIX века Флиндерс Петри разработал сравнительную методику или когда сэр Мортимер Уилер в конце 1920-х предложил систему вертикальных раскопок? На мой взгляд, это могло произойти, когда один человек объединил новые технологии с археологической грамотностью, отказавшись от сенсаций в пользу объективности — так что возврат к прежним методам работы стал уже невозможен. Имя этого человека – Дороти Энни Элизабет Гаррод (1892-1968). Перед тем как стать первой женщиной-профессором в Кембридже, она провела два десятилетия, совершая выдающиеся открытия, которые подтвердили объективную силу научного подхода к археологическим раскопкам и полевым записям.
Дороти родилась в семье сэра Арчибальда Гаррода, который первым изучил, как биохимия и наследственность «переплетаются» и вызывают болезнь. Дедушка археолога – Альфред Гаррод – служил придворным врачом королевы Виктории. Таким образом Дороти росла в высоко интеллектуальной среде. Она и три её брата, казалось, были рождены для великих дел… Но тут на Европу обрушилась Первая мировая война, чтобы задушить поколение Дороти в своей холодной ярости. Два брата будущего археолога погибли на фронте, третий умер от испанки. Тогда Дороти взяла на себя священную обязанность компенсировать их потерю своими достижениями.
Перед девушкой встал вопрос: в какой сфере она применит свой ум и интеллект? Опустошённая потерей трёх братьев (кстати, есть мнение, что во время войны погиб и жених Дороти), она отправилась на Мальту, чтобы провести время с родителями и решить, чему же посвятить свою жизнь. Там, гуляя среди руин, британка заинтересовалась историей человеческого рода и, вернувшись в Великобританию в 1921 году, подала заявку на факультет антропологии Оксфордского университета. В 1922 она уже была во Франции, изучая искусство палеолита вместе с ведущим археологом в области доисторической эпохи – аббатом Анри Брёйлем. Брёйль, наставник с новаторскими для того времени взглядами, возбудил в девушке страсть к палеолиту. Дороти захотела разобраться в сложном происхождении человека, чтобы понять, как мы стали теми, кто мы есть.
Два года, которые она провела с Брёйлем, были для неё богаты не только интеллектуально, но и духовно. Гаррод, которая считала себя истинной христианкой, пришлось провести много времени, чтобы «совместить» историю древних цивилизаций с точкой зрения церкви относительно юности нашей планеты. В то время для неё здравый смысл схлестнулся с догмами и убеждениями её юности, но в конце концов учёной удалось признать, что планете намного больше лет, а человечество пережило сложнейшую эволюцию — и Гаррод смогла продолжить свою работу.
Когда она прибыла на место своих первых раскопок – в Гибралтар, не было никаких гарантий успеха. Пещера «Башня Дьявола», по мнению Брёйля, была «потенциально перспективной», однако для человека, который за три года преодолел путь от новичка до профессионального археолога, вероятность катастрофы была высока. И всё же здесь, в «Башне Дьявола», Дороти и построила свою карьеру. Она нашла череп неандертальского ребёнка, которого окрестила Авелем, тщательно реконструировала его и написала отчёт о своих выводах, ставший примером научной строгости. Дороти – вчерашний новичок – почти мгновенно стала знаменитостью в археологии. Это не только позволило ей ездить на раскопки в разные интересные места, но также и бросило в эпицентр величайшего археологического скандала XX века.
Дело Глозела (The Glozel Affair) столкнуло археологическое сообщество и французского фермера, который, вспахивая своё поле, наткнулся на комнату, заполненную артефактами эпохи Железного века. В 1927 году была создана комиссия по изучению этого места. Гаррод тоже вошла в комиссию, став в ней самым молодым представителем Великобритании. Их вывод заключался в следующем: подавляющее большинство артефактов – не что иное как современные подделки. Благодаря авторитету членов комиссии фермер, адвокат и доктор, которые настаивали на важности найденных реликвий, были разгромлены. Гаррод была уверена, что внесла свой вклад в разоблачение мошенников – и «археологическое место» было закрыто. Однако спустя несколько десятилетий с помощью спектрографического и термолюминесцентного датирования, а также датирования углеродом-14 специалисты установили, что артефакты действительно относились к IV-XIII векам н.э.
Тем не менее благодаря делу Глозела Гаррод превратилась из знаменитости в одного из влиятельнейших специалистов по палеолиту. В 1929 году она начала свою работу в Вади-эль-Мугхара на горе Кармель – исследование, которое продлилось полтора десятилетия и которое в результате привело к извлечению 87 тыс. каменных орудий и первого неандертальского скелета, найденного за пределами Европы. А ещё команда Дороти совершила поистине поразительное открытие пяти мужских, двух женских и трёх детских неандертальских скелетов возрастом до 80 тыс. лет. Терпеливо работая со своей группой, которая почти полностью состояла из женщин-исследователей и местных жителей, Гаррод тщательно документировала результаты раскопок и в итоге «заполнила» доисторическую хронологию важными находками, благодаря которым мы лучше знаем прошлое своего рода.
Археологическое сообщество не могло проигнорировать успех такого масштаба. Поэтому, когда в 1939 году Дороти подала заявку на должность профессора в Кембридже, ей не отказали. Кстати, этот университет считался бастионом господства мужчин и ни одной женщине прежде не удалось удостоиться профессорского звания – особенно в области археологии, где традиционно доминировали мужчины. Женщины всего мира праздновали штурм этого бастиона девушкой с безупречной репутацией – и Гаррод не оставалось ничего другого, кроме как пойти на то, за что сражалась – из блестящего руководителя экспедициями стать преподавателем университета и главой кафедры. Но такая смена деятельности не осчастливила Дороти.
Променяв независимость на престижную должность в университете, Гаррод выступила в поддержку женщин-учёных, но цена этого поступка для неё самой была велика. Она была счастлива, а её ум сиял ярче всего, когда Дороти занималась раскопками, работала с хронологией, внедряла новейшие технологии, чтобы добиться более точных результатов. Жизнь в Кембридже, наоборот, была бесконечным кругом управления отделом, ублажением хрупких эго профессоров и лицезрением того, как студенты время от времени зевают от скуки во время её не самых удачных лекций. Да, Дороти – наглядный пример того, что не каждый блестящий учёный – отличный оратор. О своей страсти к раскопкам она говорила монотонным голосом в лекционном зале.
Тем не менее Гаррод преподавала в течение 13 лет, пока в 1952 году не вышла на пенсию. Правда, за время своей профессорской деятельности она сделала перерыв во время Второй мировой войны – тогда Дороти служила в Женском вспомогательном корпусе британских ВВС в подразделении анализа фотоснимков. И да – женщина вышла на пенсию как только смогла – и лишь для того, чтобы наверстать упущенное в археологических раскопках. Она переехала во Францию и начала тесно сотрудничать с двумя другими женщинами-археологами, Жермен Анри-Мартен (Germaine Henri-Martin) и Сюзанной Кассу де Сен-Матурин (Suzanne Cassou de St. Mathurin). Их называли «три грации» – и вместе коллеги добились многого. В частности, они обнаружили искусство палеолита в гроте Рок-о-Сорсье в начале 1950-х, а ещё благодаря их усилиям была сохранена ливанская пещера Рас-эль-Кельб, которую планировали уничтожить и на её месте проложить путь к двум тоннелям в 1959 году. Каждое лето Гаррод проводила в экспедициях, а зимой жила в Париже вместе с Сен-Матурин. Во время посещения Кембриджа в 1968 году Дороти перенесла инсульт, а через несколько месяцев умерла в доме престарелых в возрасте 76 лет.
Стремление женщины к успеху появилось благодаря примеру, который подала ей семья, а также переживаниям из-за того, что она оказалась единственной выжившей из столь многообещающего поколения. Она применяла все доступные ей научные методы, чтобы построить строгие хронологии в местах раскопок по всей Европе и на Ближнем Востоке. Дороти прибегала к воздушной разведке и радиоуглеродному датированию, чтобы убедиться в достоверности полученных результатов. В то время как книги её современников сверкали экзотическими метафорами, рукописи Гаррод отличались сухостью и множеством технических подробностей. Именно Дороти показала, что археологии пора избавиться от своего «романтического прошлого». Её пример самопожертвования и отказа от любимого ремесла для того, чтобы утвердить место женщины в академической археологии – это пример вынужденной и трагической необходимости, о котором стоит помнить всем, кто идет по её стопам.