Не фильтрат, так диоксины. Чего боятся защитники леса в Ликино-Дулево

Пикник на обочине

Дежурный пункт защитников леса расположен у съезда в лесополосу на 235-м километре трассы А108 в 30 километрах от города Ликино-Дулево. Противопожарная просека заходит в лесной массив всего на полкилометра и больше напоминает наспех вырубленную дорогу, местами все еще заваленную ветками и стволами деревьев. Она возникла здесь всего месяц назад, прямо у того места, где планируется возвести комплекс по переработке отходов. Это место — основной блокпост защитников леса. Не доезжая до него около 500 метров, у съезда в другую просеку, которую вырубили задолго до сегодняшних событий, — еще один. Его активисты используют в качестве наблюдательной точки. 

Сам дежурный пункт активистов можно было бы принять за придорожную стоянку для путешественников-автомобилистов: небольшой деревянный столик, скамейки, навес, защищающий от дождя, специально обозначенное место для курения. Сегодня здесь нет ни полиции, ни Росгвардии, ни спецтехники, ни рабочих в спецовках — один только усталый гаишник наблюдает за происходящим из патрульной машины, припаркованной на противоположной стороне дороги. В туристскую идиллию не вписываются лишь двухметровый православный крест и икона Богородицы, подвешенная на стальном тросе между деревьями. Чуть поодаль от лагеря висит табличка с воинственной надписью: «Убьешь дерево — умрешь сам». 

Экоактивисты — не совсем подходящее слово для защитников ликино-дулевского леса. Они не принадлежат к какому бы то ни было «зеленому» движению или природоохранной организации. Они — обычные жители близлежащих поселков, деревень и городов, причем не только Орехово-Зуевского района, на территории которого расположено Ликино-Дулево, но и близлежащих Воскресенского и Егорьевского районов, которых перспектива строительства мусорного завода беспокоит не меньше, чем ореховозуевцев: граница с Воскресенским районом проходит всего в паре километров. Среди активистов есть и москвичи, чьи дачи расположены неподалеку от 235-го километра трассы А108.

«Может быть, мы вам тут Диснейленд построим»

«Представители администрации поначалу нас вообще за дураков держали, говорили: "Чего вы протестуете, может быть, мы вам тут Диснейленд построим". Потом поняли, что здесь всем не до смеха, и начали рассказывать сказки про современный мусороперерабатывающий комплекс. Но, когда мы увидели в лесу рытвины, похожие на следы от гидрологических изысканий, и обратились в Роснедра, чтобы выяснить, что происходит, мы получили ответ, что у них заявка на проведение исследований почвы от администрации Ликино-Дулево поступила именно в связи со строительством мусоросжигательного завода», — рассказывает активист Илья Царев. Вокруг Ильи летает множество комаров, периодически они садятся на его непокрытую голову, но он даже не отмахивается. 

Вместе с Ильей и еще несколькими активистами мы проходим сквозь лесополосу и, обогнув небольшой деревянный домик — часовню, построенную активистами, чтобы преградить путь технике, — выходим на поляну. Илья указывает рукой на огромные дыры в земле — следы проведения гидрогеологических исследований. По его словам, буквально через несколько дней после этих исследований во всех местных колодцах уровень воды упал на несколько метров. 

По словам Ильи, вопрос о вырубке ликино-дулевского леса и застройке этой территории промышленными предприятиями поднимался еще в советское время. Но тогда лес трогать не стали: были проведены исследования, в ходе которых обнаружилось, что под болотистой почвой находится сложная система грунтовых вод и истоки местных рек. Загрязнение почвы привело бы к отравлению подземных вод, что, в свою очередь, вылилось бы в экологическую катастрофу регионального масштаба. 

— Говорят, там еще глубже, под реками, вообще гигантское подземное озеро. Если защитный слой между ними будет нарушен и в это озеро попадет фильтрат (жидкое вещество, которое образуется при прохождении атмосферных осадков сквозь толщу твердых бытовых отходов на полигоне и содержит ядовитые органические и неорганические соединения. — Прим. ред.), всем хана, — покачивает головой Илья.

— Но ведь завод — это все-таки не полигон, не свалка, он же стоит на земле. Ведь есть же в Европе, например, современные заводы по переработке отходов. Почему вы уверены, что завод, который построят здесь, станет чуть ли не бомбой замедленного действия? — пытаюсь я поспорить с активистом. 

— Уверен, станет! В России нет таких технологий, как у европейцев: с 2018 года там вообще запрещено строить такие заводы, как строят у нас. Тут если не от фильтрата подохнем, так от диоксинов (токсины, которые образуются при горении отходов. — Прим. ред.), — Илья вдруг прерывается, увидев, что я внимательно разглядываю пластиковый файл, прикрепленный к бревну.

В нем лежит лист белой бумаги с нарисованным символом. Похожие файлы с разными символами здесь повсюду. — Только лучше не трогайте их, хорошо? Это славянские руны. Их оставили, вероятно, язычники. Говорят, они приходили как-то ночью, проводили обряд вызова духов леса для защиты. Там вон в кострище посреди поляны еще и черепа животных лежат. Вчера ребята-полицейские, когда пришли, брали эти файлики, ржали, клали в них грибы. Это явно не от большого ума, с такими вещами лучше не шутить. 

Многие из тех, кто вышел защищать лес, твердо убеждены, что на месте вырубки возникнет даже не завод, а очередная свалка. «Сами посудите, к чему им тратить деньги на строительство какого-то завода, если можно все вырубить и мусор свозить? Тут желающих — хоть отбавляй: в радиусе 15 километров расположено несколько заводов — Kronospan, Isover, “Технониколь”, Michelin, Tegola. По сути, мы окружены даже без московского мусора, который тоже наверняка будут сюда свозить», — говорит Ольга Басацкая, одна из главных активисток в ликино-дулевском лесу. Вид у Ольги хоть и усталый, но деловитый: волосы убраны под бордовую бандану, через плечо висит небольшая дамская сумочка, из которой торчат документы, сложенные вчетверо, пачка сигарет и телефон. 

Ольга — жительница близлежащего села Ильинский Погост. Еще в начале марта она одной из первых узнала о том, что в администрации округа идут публичные слушания по утверждению генерального плана строительства КПО, о которых население практически не проинформировали — ограничились объявлением в орехово-зуевской районной газете и на сайте местной администрации, — и начала бить тревогу. Пока мы разговариваем с Ольгой, небо становится все более мрачным: надвигается гроза. Люди постепенно начинают расходиться по машинам, но уходят не все: под навесом остается дежурить около десяти человек. Но до самого вечера на горизонте так и не появились ни лесорубы, ни полицейские.

Бой с тенью

Первая полицейская машина появляется рядом с лагерем на следующий день около 6 утра. Вслед за ней — еще несколько патрульных машин, сотрудники ДПС, спецтехника — два трактора, буровая машина и камаз, автобусы с полицейскими, бойцами Росгвардии и рабочими-лесорубами. 

Столкновения полиции с активистами начинаются в 10 утра возле первого наблюдательного пункта. «Граждане, неповиновение законному распоряжению сотрудников полиции является административным правонарушением. Требуем прекратить ваши противоправные действия! В противном случае к вам будут применены физическая сила, специальные средства, и вы будете задержаны и привлечены к административной ответственности», — раздается из мегафона суровый, немного механический голос полицейского, читающего текст по бумажке. 

Силу начинают применять уже через пару минут. Сначала людей, перекрывших въезд в лес, выхватывают по одному и сопровождают в патрульные машины. «Отдайте мне моего ребенка!» — кричит девушка, пока два полицейских в касках под руки тащат ее из леса. Рыдающую девочку лет шести с золотистой косой, дочку задержанной, следом за руку ведет полусгорбленный сотрудник полиции. «Да нормально, не переживай», — неумело пытается он успокоить ребенка, сквозь слезы повторяющего одно слово — «мама». 

Но, несмотря на задержания, люди не расходятся. Тогда полицейские решают попробовать взять штурмом следующий блокпост — основной. Вдобавок выясняется, что тяжелая техника — буровая машина и камаз — не пройдут по той просеке, которую выбрали изначально. 

На втором въезде картина повторяется: активисты вновь пытаются преградить машинам путь. Однако сотрудники полиции успели сменить тактику: они живым щитом выстраиваются перед трактором, которому вот уже почти час как не удается проникнуть в чащу. Полицейские продавливают толпу, освобождая таким образом трактору дорогу. Несколько человек, наиболее активно сопротивляющихся натиску, хватают под руки и уводят в автозак. 

В конце концов активисты, понимая, что силы не равны, освобождают путь трактору. Часть людей идет вслед за ним, снимая происходящее на камеры телефонов. Оставшиеся активисты пытаются преградить путь камазу, заезжающему в просеку, но и на этот раз металл машины и мускулы полицейских оказываются сильнее. «Посмотрим, как они нашу часовню будут ломать!» — выкрикивает одна из активисток. Но ломать часовню трактору не приходится: он объезжает ее, ломая при этом несколько молодых деревьев. 

Внезапно среди активистов, идущих за камазом, раздаются крики. «На помощь! Женщина истекает кровью! У кого есть платок, снимайте быстро, надо чем-то остановить кровь». Женщина наступила на острый металлический шип и проколола ступню сквозь подошву кроссовка.

— А откуда он здесь, в лесу, взялся? — спросила я.

— Черт его знает откуда, здесь совхоз был рядом когда-то, может, от них остался. Позовите скорую! 

Серый кардинал

Я направляюсь по лесополосе в сторону дороги за помощью, но, видимо, кто-то меня опередил: врачи скорой помощи, дежурившей целый день неподалеку от лагеря, идут мне навстречу. Тут же неподалеку я замечаю полицейского в фуражке и форменной рубашке, деловито разговаривающего по телефону. Судя по погонам, это полковник полиции. 

— Скажите, может быть, вы объясните, что здесь происходит? — спрашиваю я у полковника, как только он заканчивает говорить по телефону. 

— Малыш, а ты-то что одна в лесу забыла? — отвечает он мне с дружелюбной улыбкой.  

— Прежде всего, я хочу разобраться, кто отдал распоряжение ввести в лес технику и на каком основании. Затем... 

— Ну это ты иди дальше в лес, там есть представители администрации, они все тебе расскажут, — не дает мне договорить полицейский. — Ты только по колее осторожнее иди, а то там шипы какие-то, говорят, трактор колесо проколол, женщина — ногу. Осторожнее там будь, — и с той же доброй улыбкой напутственно кивает и скрывается в лесу.

Продвигаясь по развороченной лесной дороге, я встречаю группу активистов, с угрюмыми лицами бредущих в сторону дороги, и молодую женщину с ребенком. В какой-то момент ребенок спотыкается, и женщина берет его на руки. Мимо меня проезжает машина для бурения. По дороге я вижу тот самый трактор с проколотым колесом. Рядом с ним задумчиво курит молодой сотрудник полиции, которого приставили охранять выведенную из строя технику. Почти каждый из проходящих мимо считает своим долгом бросить в его адрес какое-нибудь язвительное замечание. 

Наконец дорога выводит меня на поляну, поросшую высокой травой. Не будь здесь сотрудников полиции, рабочих в оранжевых спецовках и огромной буровой установки, она стала бы идеальным местом для пикника. Немного в отдалении от основного скопления людей стоит мужчина в светло-сером спортивном костюме. С серьезным выражением лица он смотрит в экран смартфона и словно не хочет никого замечать вокруг. Это заместитель главы администрации городского округа Ликино-Дулево по управлению жилищно-коммунальным хозяйством Александр Ефремов. Вчера кто-то поджег его машину Ford Kuga. Подозрения пали на активистов. Ольге Басацкой по факту поджога машины пришла повестка из полиции.

На данный момент Ефремов — чуть ли не главный человек во всей области. После того как в марте этого года глава подмосковного городского округа Ликино-Дулево Евгений Рунов ушел в отставку по собственному желанию, временно исполняющим обязанности главы администрации был назначен Андрей Буянов. На прошлой неделе Буянов внезапно решил уйти в отпуск. Ефремов трижды давал интервью прессе, все три раза их, по его словам, извратили настолько, что больше общаться с журналистами он не настроен. 

— Но, как представитель местной власти, объяснить, что здесь происходит, вы можете, так? — спрашиваю я у Ефремова.

— Сегодня здесь на абсолютно законном основании проводятся гидрогеологические изыскания. По результатам этих изысканий будет принято некое решение. Я не знаю какое, я в этом не специалист. Сегодня стоит вопрос: возможно или невозможно здесь размещение объекта. Если будет положительное заключение, то планируется построить комплекс по переработке отходов. Если будет отрицательное заключение, соответственно, комплекс планировать здесь нельзя. 

— А что, других мест не нашлось? — выкрикивает стоящая рядом со мной седовласая женщина.

— Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, потому что у меня другая специализация. Земли не входят в мое направление, я занимаюсь жилищно-коммунальным хозяйством. Я тут вообще оказался случайно полгода назад, когда проходили публичные слушания, сюда, в лес, выезжали узкопрофильные специалисты, которые разрабатывали генплан. После очередной встречи они приехали и доложили главе, что основная масса вопросов относится к жилищно-коммунальному хозяйству и что они не могут за них отвечать, потому что не владеют ситуацией. Тогда-то глава меня сюда и направил. И с тех пор, как он меня направил, «выправить» меня никак не получается. Я отдуваюсь за всех. Надо же вам на кого-то выплескивать весь свой негатив, — тут Ефремов немного прищурил глаза и улыбнулся.

— Вы сказали, что было выдано разрешение на проведение гидрогеологических изысканий, но не сказали, кому оно было выдано. Не могли бы вы уточнить? — наконец удалось мне докричаться до Ефремова сквозь гул возмущенных жителей. 

— Разрешение было выдано региональному оператору «Хартия». В свою очередь, 

«Хартия» заключила договор со специализированной организацией — КСМО, Коммунальные системы Московской области, представители которой занимаются изысканиями, — ровным голосом отвечал Ефремов. — Кстати, их представители тоже находятся здесь, можете поговорить с ними. 

— Что вы его спрашиваете? Ефремов — белый человек, он даже одет как белый человек, он не может взять пилу в руки, — прокричал мужской голос. 

— Скорее как серый! Серый кардинал, — съязвила в ответ седовласая женщина.

134 метра

Помимо Ефремова на поляне находится еще один человек, привлекающий нездоровое внимание местных жителей, — мужчина среднего возраста в серой спецовке без каких-либо опознавательных знаков. По словам активистов, он и есть представитель той самой КСМО. 

Мужчина утверждает, что якобы участок, который был расчищен на территории лесного фонда, — это уже существующая просека, которая просто заросла, потому что ее давно не чистили. И вообще земли, на которых производилась вырубка, не имеют статуса земель лесного фонда, а соответственно, к лесу юридически отношения не имеют. «Все предельно просто: если на вашем дачном участке выросло несколько сосен, от этого ваш участок лесом не стал. Здесь работает та же логика», — проводит аналогию представитель КСМО, отказавшийся назвать свою фамилию и должность. 

В этот момент мимо нас быстрым шагом проходят двое — худощавый высокий мужчина лет тридцати с прибором, напоминающим рацию, в одной руке и папкой документов в другой. Второй мужчина, постарше, одет в камуфляжную куртку с нашивкой «Лесхоз». Приблизившись к представителю КСМО, худощавый немного замедляет шаг и негромко говорит: «Все чисто. До леса 134 метра». Произнеся эту фразу, оба мужчины значительно ускоряют шаг. Мужчина из КСМО объясняет, что они — представители комитета лесного фонда. 

— То есть с юридической точки зрения вы можете рубить здесь деревья?

— Не волнуйтесь, спилят буквально два-три небольших дерева, чтобы техника могла развернуться после бурения. 

Как раз в этот момент послышался хруст древесины. Буровую установку привели в действие для проведения работ. Местные жители потихоньку расходятся, а вслед за ними и полиция. Поспешил удалиться и Ефремов. 

— А вы с «Хартией» уже говорили? — спрашивает меня Ефремов, направляясь в сторону выхода из леса. 

— Пока нет.

— Ну, вы попробуйте. Хотя вряд ли они вам ответят. Ну, это мое предположение. 

Он оказался прав: к моменту публикации материала получить комментарий от представителей подмосковного отделения регионального оператора «Хартия» так и не удалось.