Древняя Индонезия

Стенограмма эфира программы "Родина слонов" с кандидатом исторических наук, заведующим кафедрой китайской филологии ИСАА МГУ Марком Юрьевичем Ульяновым.

М. Родин: Сегодня мы будем открывать новые грани бытия, для меня, во всяком случае. Потому что я считаю своим непосредственным долгом расширять видение мира и вводить какие-то новые регионы, разбираться в истории стран, про которые мы обычно мало думаем. Сегодня мы будем говорить о древней Индонезии. Мы мало что знаем про этот регион. Кажется, что это какие-то острова где-то далеко, и к нам они не имеют никакого отношения.

Но, во-первых, связи Запада и Малайзии, Индонезии очень давние. И там очень интересные происходили события. Там немного другая модель возникновения государства. Как-то меня однажды впечатлило, когда в очередной раз где-то в интернетах всплыло обсуждение проекции Меркатора, которой мы все пользуемся. Она даёт такую обманку: кажется, что на экваторе всё очень маленькое. Есть прекрасная карта, её можно найти в Интернете, когда Индонезию наложили на современную Россию и выяснилось, что это огромный регион. Он будет где-то от Карелии до Владивостока. Это огромный регион, про который мы ничего не знаем. У нас в России кто-то занимается этим регионом?

М. Ульянов: Индонезия является основной составляющей островной части Юго-Восточной Азии, но не единственной. Это ещё и территория современных государств Малайзия, Филиппины, Сингапур, Бруней, и, с недавнего времени, Восточный Тимор. Занимаются у нас в ИСАА МГУ, который существует с 1956 г. Востоковедение в Москве существовало и ранее. И малаистику, так называется наша специальность, можно сравнить с ассирологией, которая является обобщающим названием для большого региона. Малаистика существует здесь с довоенных времён.

Основоположником изучения истории островной части стран Юго-Восточной Азии у нас является академик Александр Андреевич Губер, который в момент создания Института восточных языков (нынешний ИСАА) в 1956 г. был первым заведующим кафедры истории стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Поэтому к моему представлению мне хотелось бы добавить, что я преподаватель этой самой кафедры, где я читаю курс истории Индонезии, Малайзии и Филиппин, чему очень рад и считаю, что это удивительный подарок судьбы.

Поэтому, если говорить о наших традициях, то буквально нужно сказать два слова о малаеведческом сообществе. Сейчас оно имеет форму общества "Нусантара", которое формируется ещё в 70-е гг. по инициативе Александра Андреевича и тогда ещё молодых выдающихся малаистов Бориса Борисовича Парникеля, Алиевой, Тесёлкина и ещё нескольких известных сейчас учёных, которые, к сожалению, уже ушли из жизни. Здесь у нас два направления. Одно – историческое, заданное Александром Андреевичем, другое, может быть наиболее мощное и сильное, это филологическое направление, заданное Людмилой Александровной Мерварт. Здесь сливаются две школы. Людмила Александровна была выходцем из петербургского классического востоковедения. Она и её супруг очень известны как специалисты по южной Индии, которым довелось в 1917 г. оказаться в этой самой Южной Индии и добираться в советскую Россию годами. Их маршрут пролегал через Малайзию. Там она остановилась, выучила малайский язык, принесла его сюда и преподавала его в Московском институте востоковедения, откуда и вышел потом Борис Борисович, который и продолжил это филологическое направление со своими коллегами. Александр Андреевич является выпускником Лазаревского института. Это московский ВУЗ, который возникает ещё в начале XIX в., просуществовал до начала 20-х гг. ХХ века, потом после революции был переформирован, и на его основе был создан Московский институт востоковедения.

Таким образом, наш ИСАА продолжает традиции и московского классического востоковедения XIX-XX вв., и вобрал в себя традиции истфака и филфака Московского университета.

М. Родин: Получается, у нас есть давняя традиция изучения этого региона. Причём не теоретическая по книжкам, а люди там бывали, языки учили на месте, и т.д. Я заикнулся о том, что не только в эпоху Великих географических открытий западная цивилизация познакомилась с этим регионом.

М. Ульянов: Для малаистики важен вопрос источников и методов. Мы имеем дело со странами, где нет своей летописной традиции и это побудило историков очень серьёзно поставить вопрос об исторических методах и исторической реконструкции. Говоря об источниках, можно сказать что важнейшим источником является сам язык. И то, что разрабатывалось на примере индоевропейских языков, сино-тибетских языков, нашло своё очень яркое воплощение в изучении аустрических языков. Одно из направлений этих штудий – изучение классических языков западной части Старого света: греческого и латинского. Их сопоставление показывает, что есть целый пласт слов, восходящих к единым этимонам, в основе которых явно лежат австронезийские слова.

М. Родин: То есть ещё в греческом и латинском языке заимствования из малайских.

М. Ульянов: У нас есть греческие авторы рубежа ещё IV-III вв. до н.э., как Теофраст. Есть Геродот, есть Страбон. Они упоминают специи, пряности, некоторые злаковые растения, которые встречались на рынках Средиземноморья. Естественно, греческие авторы считали, что они произрастали где-то в южной Аравии. Потом пространство расширяется. В римское время авторы I в. н.э. находили места произрастания этих растений в южной Индии. Но современные учёные, сопоставляя с ботанической картой мира, уверены, что многие растения поступают сюда опосредованно через индийский, аравийский мир из восточной Индонезии, где они все и произрастают.

М. Родин: Получается, римляне толком сами не понимали, насколько далеко произрастали те растения, которые к ним везут.

М. Ульянов: Они догадывались. Потому что в источниках есть упоминания: индийцы говорят, что откуда-то с востока доставляют. Но откуда – уже не знают. Потому что там тёмное пространство.

Мы как-то говорили, что в Риме и в Греции доптолемеевских времён выделяли Загангскую Индию, и там были две части: Хрис и Аргир, острова золотоносные и острова, где находятся серебряные рудники. А речь здесь идёт о таких словах, как "рис". Это греческое и римское слово "oryza". Оно имеет общее происхождение с малайским словом "брас". Правда в своё время выдающийся наш лингвист Сергей Анатольевич Старостин высказывал предположение, что у них общее происхождение восходит к сино-кавказским языкам. Но это уже узкий лингвистический вопрос.

А кроме этого, из наиболее известных слов, это один из видов коричного дерева, "кассия", связано с древнемалайским словом "касей", обозначающим всевозможные притирания. Потому что все эти специи, травы входили в состав лекарств, бальзамов и т.д. Отчасти это относится и к слову "корица", потому что в латинском слове "сinnamomum" "сinna" – сразу угадывается южный Китай, а "momum" – одно из растений, которое входило в состав лекарственных бальзамов, которые использовались и в Средиземноморье. Кроме того, находят общие корни у специфических пряностей, в частности, мускатный орех, некоторые сорта перца, и т.д.

М. Родин: В общем, всё, что связано с товарами, которые оттуда привозили в первую очередь. Давайте говорить о самом регионе. Что мы о нём знаем? Это большой водный мир, огромное количество островов между Индокитаем и Австралией. Как вообще туда попали люди? Насколько я понимаю, там расселяться можно уже в то время, когда обладаешь каким-то мореходством.

М. Ульянов: Совершенно точно. Здесь, опять же, я буду постоянно упоминать о методе и взглядах, потому что методы малаистов могут немного отличаться от методов классических историков, которые воспитаны на основе классической же летописной традиции. Ещё раз повторю: мы имеем дело с безлетописными народами и культурами. Хотя есть письменность и письменные источники. Но ещё раз напомню, что такая ситуация заставляет историков тщательно обращаться к методам.

Один из методов заключается в самом подходе к рассмотрению этого региона. Мы не рассматриваем этот регион в отдельности. Мы рассматриваем его как часть большого метарегиона. Начиная ответ на ваш вопрос, надо сказать, что специалисты по Юго-Восточной Азии выделяют большой регион "прото-Юго-Восточная Азия". Это все области Дальнего Востока, Восточной Азии, Юго-Восточной Азии, которые находятся в субтропической, тропической, субэкваториальной, экваториальной зоне. То есть фактически северная граница прото-Юго-Восточной Азии для специалистов по Юго-Восточной Азии пролегает где-то в междуречье Хуанхэ и Янцзы. Именно там, на речке Хуайхэ, проходит граница умеренного и субтропического климата. И дальше южная часть Китая, Индокитайский полуостров. Это континентальная часть прото-Юго-Восточной Азии.

И выделяют островную часть, про которую мы сейчас и говорим. В культуре прижилось название "Нусантара". Это древнеяванское слово, но в нём проглядываются и общегреческие корни: "незос" – острова, "антара" – то, что между ними. Он исторически делится на три большие области: Западная, Центральная и Восточная. Западная – это малайский мир, Суматра и Малаккский полуостров. Центром центральной части является остров Ява и прилегающие к нему острова, самый известный остров Бали, мы ещё ценим остров Мадура, и южная часть Калимантана.

М. Родин: Флорес недавно прозвучал широко, про него все узнали.

М. Ульянов: Да. Естественно, вулканы: Кракатау и прочие.

И восточная часть. Она, наверное, наименее известна, но наиболее важна и для западной культуры и при изучении этого региона, когда мы говорим о контактах с Нусантарой, как самой отдалённой части света, и привычной нам европейской частью. Это Молуккские острова, большой архипелаг, где в основном и произрастают все известные специи. По крайней мере те, за которыми гнались европейцы. Испанцы и португальцы шли с двух сторон, и их привлекали прежде всего два острова: Тернате и Тидоре, где была фактически мировая монополия на производство мускатного ореха, мускатного цвета, гвоздики и ещё целого ряда специй.

М. Родин: Только там всё это растёт?

М. Ульянов: Только там.

М. Родин: Это же маленькие острова.

М. Ульянов: Они очень маленькие. Это великие султанаты. Это отдельный разговор, начало Нового времени. Находились, видимо, под протекторатом Брунея в то время. Но там были товары наивысшего качества. Безусловно, они потом разводились и их пытались культивировать и в западной Индонезии и в южной Индии, и там они тоже приживались, но по качеству и каким-то их внутренним свойствам, за которые они и ценились как лекарства, специи, пряности, они уже уступали. Ну и в религиозной сфере это тоже имело своё значение.

Северная часть Восточной Нусантары – это вытянувшийся с севера на юг архипелаг Филиппинские острова, который заселён родственными народами, говорящими на австронезийских языках. И он выводит Нусантару на север. И северные острова, Лусон, практически уже граничат с Тайванем. Чуть южнее, но на тех же широтах. Вот такая географическая картина.

М. Родин: Я так понимаю, люди туда продвигались с севера, из Индокитая?

М. Ульянов: Совершенно верно. Поскольку я уже говорил об источниках и языке, то здесь, когда мы говорим о праистории, периоде до возникновения государств, мы чаще опираемся не на привычную нам археологию, а именно на реконструкцию лингвистов. Поэтому некоторых наших коллег удивляет наш вводный раздел, который мы писали с Дегой Витальевичем Деопиком для истории древнего Китая. В других наших соседних историографических культурах это не всегда принято.

Здесь надо сказать, что аустрические языки изучаются с конца XIX в. Стимулом для их изучения стала война на Тихом океане. В американско-японских сражениях участвовали будущие выдающиеся лингвисты, которые на месте изучали эти языки, и которые увидели, что внутри всего этого разнообразия, а это сотни языков и народов, есть общие слова, общая грамматика, и т.д. И в послевоенное время, уже к 70-м гг., аустрическая, а особенно австронезийская лингвистика, вышла, с моей точки зрения, на первое место среди изучения происхождения языка. И основная заслуга наших лингвистов и лингвоисториков, которые изучают австронезийские языки – это именно то, что язык становится историческим источником.

Здесь надо упомянуть имена лингвистов: Юло Хеннович Сирк, он достаточно давно ушёл из жизни, это автор классической монографии "Австронезийские языки", и его ученик Сергей Всеволодович Кулланда, автор монографии "История древней Явы" и большого количества статей. Не только по аустрическим языкам, но и по соседним языкам Индии, иранским языкам. Которые изучили и смогли установить, что происхождение этих народов относится действительно к тому самому междуречью Хуанхэ и Янцзы, о котором я говорил. Именно тропиков. И разделение прааустрических языков и, значит, в будущем народов, восходит где-то к середине VI тысячелетия до н.э. Это средний неолит, если говорить об археологии восточной Азии.

И, поскольку Китай обладает достаточно развитой системой археологических исследований, то здесь очень много материала. Поэтому специалистов по Юго-Восточной Азии, южному Китаю очень сильно привлекает. Здесь праистория всех наших народов.

М. Родин: То есть те народы формировались там.

М. Ульянов: Это хорошо видно, потому что есть так называемые этнокерамические комплексы. Об этом очень много пишет и говорит Д.В. Деопик. Это одна из его основных тем и в этом заключается его колоссальный вклад в развитие востоковедческой науки.

Керамика и украшения, особенно атрибуты власти, которые изготавливаются из нефрита, содержат в себе этнические признаки. Мы всегда можем отличить, что это изделие в прибрежной зоне было изготовлено будущими австронезийцами, а это, скажем, австроазиаты, предки современных вьетов или даже хмонгов, жителей средней Янцзы.

Дальше развивается история. И здесь лингвисты, историки выделяют три крупных этапа. Они носят названия не исторические, а языковые, но мы можем реконструировать и протекание исторического процесса. С середины VI до конца IV тысячелетия лингвисты выделяют так называемый праавстронезийский период. Когда австронезийские языки ещё только выделяются из общей аустрической группы. Идут сложные лингвистические, этнические процессы разделения языков и складывания групп языков. Потому что вместе с этим формируются австроазиатские языки. Это языки народов, которые остаются в континентальной части: южном Китае и на Индокитайском полуострове.

И по изучению языков народов Юго-Восточной Азии складывается чёткая картина. Зародившись в этих местах в середине VI тысячелетия до н.э., предки австронезийских народов: яванцев, малайцев, чамов, сунданцев, мадурцев, балийцев, и т.п., ещё не разделившись на все эти народы, вынуждены были покинуть места своего первоначального расселения. Это связано с экологической катастрофой. Это тоже хорошо лингвистически и археологически исследовано. В данном случае речь идёт о геоморфологии и сложных геологических процессах, регрессии мирового океана.

Раньше Великая китайская равнина, как это было показано геологами, находилась ниже уровня воды. Это ещё конец периода оледенения, когда происходит трансгрессия мирового океана и воды поднимаются на сто с лишним метров. И эта часть нынешнего Китая затапливается. И вот в этом районе была очень благоприятная ниша для формирования этих языков и народов. Потому что это стык субтропиков и умеренного климата. Береговая линия в точности копирует то, что мы сейчас видим в Индонезии и Малайзии.

М. Родин: То есть их зону обитания затопило и им пришлось куда-то уходить?

М. Ульянов: Наоборот: они жили, когда это всё затопило. Они были привязаны к морю и к берегу. Потом, естественно, у них развивается и очень продуктивное сельское хозяйство. Но когда в середине VI тысячелетия начинается регрессия, воды опускаются. И к какому-то моменту эти народы утрачивают естественную среду обитания. Это как Аральское море, естественная экологическая катастрофа для этих народов. И они вынуждены искать себе похожие экологические ниши.

Здесь выделяют две аустрические волны: северную и южную. Северная была непродолжительная, но она очень чётко улавливается на островах Японии и в Южной Корее. Там идут свои этнолингвистические процессы, это отдельный сюжет.

А дальше, если говорить о Юго-Восточной Азии, то следующая очень мощная волна фиксируется на Тайване. Это уже рубеж развития протоавстронезийских языков. И мы знаем, что аборигенное население Тайваня, по-китайски они называются гаошань, как раз носители самых ранних языков.

Дальше мы видим, что это народы, живущие на острове Лусон, самый большой филиппинский остров, которые с точки зрения глоттохронологии представляют собой следующий этап развития аустрических языков. Там есть свои законы, я не буду о них говорить. У нас часто выступает Георгий Сергеевич Старостин, который специалист в этой сфере. Он очень много и подробно об этом рассказывает. Я только скажу, что, заселив Филиппины, эти народы расселяются дальше на юг, восток, запад, достигая не только Никобарских островов, но и, видимо, островов южной Индии, Мальдивских островов. А уже в I тысячелетии до н.э. доходят до Мадагаскара. Мальгашский язык тоже аустрический.

М. Родин: То есть люди там расселялись не через Индокитай, потом Суматру, Яву. А сверху, через Тайвань, Филиппины по морю.

М. Ульянов: Совершенно верно. Здесь очевидны ландшафтные причины. Это народы, привыкшие к мореходству. И в южном Китае, Индокитае ландшафт не позволяет передвигаться народам с севера.

М. Родин: Получается, у них к тому моменту было развито мореходство. Как это всё было устроено? Что это были за корабли, лодки?

М. Ульянов: Может быть, слово "мореходство" в нашем современном понимании здесь не совсем употребимо. Все сразу думают о каких-то больших кораблях, многопалубных судах. Конечно, речь идёт не об этом, а о больших лодках и об определённой технике перемещения по берегам континента и в открытом пространстве. Конструкция лодок отличается для каботажного плавания вдоль побережья южного Китая и Индокитайского полуострова или от одного острова к другому. И мы знаем, что носители этой традиции пересекали океанические пространства, потому что австронезийцы, предки малайцев, индонезийцев, живут и на Гавайских островах, гавайцы тоже австронезийцы, австронезийцы заселили и Мадагаскар, и добирались до острова Пасхи.

Здесь нужно говорить о том, как это происходило. Не нужно думать, что это как варяжские воины, которые на челнах плыли по Волге и занимали города. Здесь процесс был очень длительный. Стык лингвистики и археологии очень чётко показывает его содержание. Мы можем судить о том, что эти народы были и мореходами, и земледельцами. Не надо путать их с такой группой народов, которые живут на лодках. Речь идёт о другом. Это земледельцы, рисоводы. Только вопрос ландшафта: побережье и острова. И тот и другой вид вмещающего ландшафта содержит плодородные почвы, пригодные для земледелия. В данном случае – рисоводства. Мы говорим о пространстве от субтропиков до экваториальной зоны. Но эти ландшафтные ниши, аграрные очаги, очень небольшие. И очень быстро население, которое может здесь укорениться, даёт демографическую вспышку. И уже этот аграрный очаг не может их прокормить и люди вынуждены отселяться. В принципе, так же было в истории расселения восточных славян. Мы знаем сказку "Пойди туда, не знаю куда", и она тоже напоминает нам об истории наших предков, которые заселяли пространство огромного Днепро-Волжского бассейна. Здесь происходило то же самое.

Люди занимали новую нишу в прибрежном районе, это часто устье небольшой реки, отсюда эстуарная теория формирования этносов и государств в исторической науке, или заселяли определённые острова. И здесь происходил очень важный процесс. Они сохраняли земледелие, у них была курица, свинья, были некоторые другие домашние животные. Но по очень быстрому достижению перенаселённости был специальный обряд, когда староста деревни собирал юношей, которые не могли найти жён у своих соседей, их сажали в лодку, давали определённое количество риса, курицу, инструменты, сети, снасти всевозможные, оружие. И староста ногой отталкивал эту лодку от берега. И вот аналог этой фразы звучал, которая сохранилась в русской народной сказке: "Иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что". И в этой традиции они плыли до соседнего острова, соседней деревни. Как в мифе об Энее, в этой лодке обязательно был представитель какого-то старшего рода, или очень знатного, влиятельного. Вот так же, как описано у Вергилия, он приплывал на соседний остров, к соседнему народу, или к соседнему устью реки, и там известный благородный юноша находил себе жён. Они роднились со старостами местных народов. И вот так они расселялись и заселили весь этот архипелаг.

То есть это не было так, что сели на лодку и от Тайваня сразу доплыли до Явы. Этот процесс, и это очень хорошо показано лингвистами, растягивается примерно на пять тысячелетий. И механизм отселения начинает срабатывать, может быть, в третье-четвёртое поколение. Сначала они здесь укоренились, живут, развиваются. В какой-то момент, когда появляются лишние рты, юноши 14-15 лет – это самое опасное население, гиперактивное, но ещё не социально обязанное, у них нет семьи. Их собирают и дают возможность им проявить себя, совершить подвиги. Это хорошо описано в античной литературе.

М. Родин: Это вообще напоминает Грецию и историю греческой колонизации. Она примерно так же была устроена, насколько я понимаю.

М. Ульянов: Здесь, наверное, точнее говорить не о греческой колонизации, а о финикийской. Она является прообразом и даёт основные модели дальнейшей колонизации, которая продолжается до начала Нового времени и выливается потом в экспансию.

М. Родин: Давайте поговорим о социальном устройстве. Насколько я понимаю, в этих рисоводческих общинах немного по другому устроено общество, не так, как мы привыкли.

М. Ульянов: В этом есть истина. Здесь нужно напомнить об этнолингвистической картине, потому что носители австронезийских языков приплывают не на пустое пространство. Всё это огромное пространство от Индии, а может быть даже от юга Месопотамии до Австралии заселяется до I тысячелетия до н.э. представителями австрало-негроидного населения. На севере это южные районы Китая и аборигенное население островов Юго-Восточной Азии.

М. Родин: Которые ещё в палеолите туда пришли?

М. Ульянов: Да. Они приходят, видимо, ещё до начала большого оледенения, предполагается, в XXX тысячелетие до н.э., чуть раньше-чуть позже. Заселяют огромные пространства, создают свои культуры. Археологически они известны как носители хоабиньской культуры и культуры раковинных куч. Нам важно то, что постепенно происходят смешанные браки, и поэтому формируется особый антропологический тип носителей австронезийских языков. Это южные монголоиды, у которых внешне очень чётко представлена не только монголоидность, но и австрало-негроидность. Здесь антропология и генетика очень сильно помогает историкам.

Здесь мы переходим к западно-австронезийскому периоду. Заканчивается протоавстронезийский период. IV-конец III тысячелетия до н.э. – это как раз расселение их по островам. И на основе изучения языка очень хорошо видно и социальное устройство. Эти юноши сидят в лодке и образуют первичный коллектив. Именно мужская линия здесь представлена определённой формой родства и тем, что называется линиджами. Приходят к местному населению и начинается поиск брачных партнёров. Здесь тоже происходит процесс социализации, потому что люди, которые здесь живут, тоже находятся на разном уровне социального развития. И между ними создаются определённые родственные связи и коллективы.

Но важно, что эти мужчины приносят с собой культуру земледелия и животноводства. А носители хоабиньской культуры не были ни животноводами, ни зерноводами. Это были люди каменного века. Но уже шли социальные процессы. Поэтому, будучи более развитыми, вооружёнными, грамотными и т.д., австронезийцы могли здесь укорениться и доминировать. И на основе этого возникает такой феномен, как рисоводческая община. Вануа, слово, которое обозначает континент, материк. И в нём очень хорошо отражается само понимание жителей переселившейся общины на этот остров, или часть острова. Они воспринимают свой мир, как мир вообще. Это не значит, что они изолированы от соседей. Это некоторая особенность их мировосприятия.

Если говорить о южном Индокитае, а здесь мы тоже фиксируем австронезийцев, на юге современного Вьетнама это чамы. Это близкий к яванцам и малайцам народ. И тем более на Малаккском полуострове, на острове Суматра, здесь достаточно быстро в районах, которые прилегают к Индийскому океану, Южно-Китайскому морю, идут социогенетические процессы. И сравнительно быстро, уже в среднем, и особенно позднем неолите, происходит замещение австрало-негроидного населения австроазиатским. Это кхмеры. Это были предки современных мон-кхмерских народов. Хорошо известно, что они дошли до Индии. И сейчас есть язык мунда в бассейне Ганга. Это чистые родственники монов и кхмеров. Моны – это приморские родственники кхмеров.

Ну и есть такая гипотеза, её сейчас критикуют, и не уверен, что это абсолютно правильно, что в основе шумерского языка лежал язык, близкий к австроазиатским хмонгам.

М. Родин: А какие особенности этой рисоводческой общины?

М. Ульянов: Когда мы затрагиваем социальные и экономические вопросы, нужно ещё раз вспомнить особенности этого региона. Это неравномерность развития. Он действительно вытянут где-то с севера на юг, где-то с запада на восток. И наиболее интенсивно развиваются народы, которые попадают на те острова или в те земли, которые находятся на стыке пересечения морских путей и цивилизаций. Когда мы говорим о Суматре, малайском мире и Яве, это те места, через которые проходят маршруты, связывающие южный Китай, восточную Индонезию и южную Индию, Аравийский полуостров, Средиземноморье.

М. Родин: Это такой мировой перекрёсток морских путей.

М. Ульянов: Да. Поэтому здесь все процессы идут гораздо быстрее, чем в восточных районах, в Филиппинах и восточной Индонезии.

Следующая волна австронезийских и тем более западных индонезийских языков – это бронзовый век, I тысячелетие до н.э., сталкивается уже не с австрало-негроидами, а с кхмерами. И те тоже уже земледельцы, находятся на ином уровне социального развития. Они уже здесь укоренились, живут в предгорьях и горах. Земледелие у них не очень, но развито. И начинается очень интересный процесс, когда предки малайцев, индонезийцев заселяют береговую линию. Это очень хорошо известно по топонимике. И исследование Д.В. Деопика и его учеников показало границу этнического расселения предков австронезийцев и местного населения кхмерского происхождения. Малайцы (в широком смысле) остаются на побережье, и сохраняют связь аграрные районы и морские области. Они занимаются и морскими промыслами, аквафауна очень большую роль играет, но они и земледельцы-рисоводы.

Рисоводческая община – это культура, о которой можно очень долго специально говорить. Но важно, что социальная структура, которая возникает на основе рисоводческих обществ, отличается от того, что мы привыкли на примере изучения народов, в основе монокультуры которых лежит либо ячмень (Месопотамия, Египет), либо в более позднее время пшеница и рожь. И модели, к которым мы привыкли, изучая их историю, к рисоводческим общинам не всегда подходят.

М. Родин: А чем они отличаются.

М. Ульянов: Рисоводческая община абсолютно самодостаточна. Сама культивация риса от субтропиков до экваториальной зоны предполагает, что люди обеспечены продуктами питания гарантировано. Мы живём на территории России, здесь практически везде зона рискованного земледелия. У нас нет урожая. Нам нужны промыслы, грибы собирать, в конце концов. У них гарантированный урожай риса: два, а в благоприятных районах экваториальной и тропической зон три урожая в год. Когда одна и та же семья может одновременно делать три вида операций: папа сажает, или даже разрыхляет поле, у дочек на соседнем поле уже появились злаки, а мама с тётей своей собирает урожай на третьем поле этого самого риса. И сама природа достаточно богата. Здесь есть фрукты, которые есть круглый год. Они очень питательны. Все наши слова для этих фруктов из малайского языка, начиная от манго, папайя.

М. Родин: То есть это редкое изобилие, которое, я так понимаю, влияет на социалку.

М. Ульянов: Безусловно. Но неравномерность. Все эти острова находятся в разных субклиматических зонах. Где-то всё это есть, а где-то – нет. И там, где этого нет, а тем более нет морских путей, люди очень долго задерживаются в развитии.

М. Родин: К чему приводит это изобилие? К возникновению государства, расслоению, или наоборот?

М. Ульянов: Здесь безусловно социальные процессы всё-таки происходят. И когда мы говорим о формировании социальных структур, здесь не нужно ни в коем случае думать, что всё было заимствовано, и, если мы вспомним период индонизации в будущем, что прямо всё пришло из Индии. Совсем нет. Индийская политическая культура легла уже на сформировавшиеся, развитые, сложные общества.

Мы здесь не можем применить модель "племя-племенное объединение-племенной союз". В Юго-Восточной Азии нет племён. Есть общины. Поэтому, когда мы говорим об аналогах, мы говорим: община-объединение общин-союз общин, который и даёт нам раннее государство. Все эти три этапа достаточно хорошо изучены.

М. Родин: А чем это отличается от привычной нам системы с племенами?

М. Ульянов: Когда мы говорим даже про ячменников, а потом, тем более, про пшеничников, всё это очень мобильные народы. "Записки о Галльской войне" Юлия Цезаря начинаются с перемещения галльских народов из отдельных небольших ниш в Альпийских горах, бассейна Роны, и как хитроумный римлянин рассекает эти потоки галлов, которые стремятся объединиться, создать государство, и уничтожает представителей того рода, которые будут царями.

А рисоводческая община очень привязана к своему месту. И если они раз укоренились и больше не стоит проблема переселения, а когда они достигают Явы с его огромными аграрными очагами, и даже отдельных районов Суматры, Малаккского полуострова, уже такой необходимости нет, то начинается жизнь рисоводческой общины, которая может длиться тысячелетиями и им больше не надо никуда переселяться.

Здесь тоже интересный момент: в начале своей истории они бурно переселяются, пересекая моря и океаны. А на нынешнем этапе, гораздо меньшем по времени, 2-2,5 тысячелетия, они уже привязаны к своему месту и там развиваются, культивируя рис, в рамках одного и того же экологического района. Нам это сложно понять. В русском языке есть понятие "подсечно-огневое земледелие". Земля очень быстро теряет свои свойства. Нужно идти, либо занимать финно-угорский посёлок, либо выжигать лес.

М. Родин: А как эти общины внутри были устроены? Насколько я понимаю, там не возникло в итоге никакого закабаления друг друга. Изобилие позволяло создать более справедливое общество.

М. Ульянов: Это справедливое общество для членов общины. Потому что, конечно, были военные стычки, а потом они перерастают в войны в конце бронзового века. И здесь безусловно есть патриархальное рабство, это военнопленные, которые трудятся на большом количестве работ. А рисоводство – это ещё и общая ирригационная система. Расширение вмещающего ландшафта идёт за счёт создания террас. Это очень трудоёмкий и технологичный процесс. В этом отличие этих народов: они могут очень тонко и технологично мыслить. Потому что согласовать подачу воды в большое количество небольших полей, это савахи, заливное земледелие, это очень непросто. И для того, чтобы засыпать склоны гор землёй, создать террасы требуется очень большой труд.

М. Родин: И, как мне кажется, государство. Потому что любая ирригационная система требует централизованного управления.

М. Ульянов: Совершенно точно. Мы уже видим в конце I тысячелетия мегалитические памятники, которые позволяют судить о том, что за несколько веков до появления здесь носителей индонезийской культуры уже складываются сложные социальные структуры, которые вполне сопоставимы с вождествами, союзами рисоводческих общин, которые заключают союз на долговременной основе.

В малаистике они хорошо изучены на примере эстуарных протогосударств. Эстуарий – это устье реки. Это общины побережья Суматры, Малаккского полуострова, северной Явы. Это группы общин, которые вынуждены взаимодействовать. Потому что их окружают горы. Но так получилось, что в дельте небольшой реки сформировалось несколько аграрных очагов. Есть три-четыре общины, которые взаимодействуют сначала в системе родовых отношений, а потом уже политических и религиозных, что очень важно.

Вот здесь и лингвисты, филологи-литературоведы увидели, как это всё происходило. Их объединяло общее поклонение либо источнику, либо дереву, либо камню. Это тоже известно в западной части Старого света. И здесь формируется фигура либо жреца, как руководителя этой группы общин, либо вождя. И мы вспоминаем шумерских лугалей, энси: тоже либо жреческое происхождение высшей власти, либо военное. Это люди среднего поколения, которые могут сплотить общество, его защитить, организовать работы и направить в каком-то общем развитии.

М. Родин: А знать у них формируется? Возникает социальное деление?

М. Ульянов: Безусловно. Ещё в более ранние времена внутри самой рисоводческой общины, а это как правило очень большой коллектив, несколько тысяч людей, уже идёт социальное расслоение. Есть т.н. общинная верхушка. Её представляет современное яванское слово "лурах", это староста общины. Но здесь так связи организованы, что этот лурах не может управлять общиной, не скомпоновав руководство из своих родственников. Это патрон-клиентские отношения и родственные, патерналистские связи. Его сыновья, зятья, и т.д. занимают основные управленческие должности. А управлять общиной очень сложно. Должны быть люди, которые координируют работу всех общинников на сложном круглогодичном аграрном цикле. Надо строить дамбы, пруды, подводку воды.

М. Родин: То есть это непрекращающиеся работы.

М. Ульянов: Безусловно. Это каждый день. Климатические условия заставляют людей работать очень ограниченное время: не более семи часов в сутки, с 4-5 часов утра максимум до 11, потом сиеста, затем с 3-4 часов до 6-7, пока не начинается экваториальная ночь. А она начинается очень быстро. Кто был, тот помнит: только лёгкие сумерки, и вдруг сгущается тьма. И в это время надо успеть всё сделать.

М. Родин: В какое время происходит начало образования государства?

М. Ульянов: Это бронзовый век, I тысячелетие до н.э. Процесс индонизации и появления описанного источниками государства происходит до I-III вв. н.э.

Источник: m.vk.com