История и результаты расшифровки иероглифической письменности Майя
Пионеры
История началась с середины 19 века, когда впервые были опубликованы два иероглифических текста письменности Майя. Первый текст появился в 1810 году, когда Александр Ван Гумбольт опубликовал пять страниц «книги» Дрезденской Библиотеки. Второй текст появился в Лондоне в 1822, как иследование капитана Антонио дель Рио, которое было произведено на 35 лет раньше, в руинах Паленке, тогда известного как Отолум. Оба текста, один - записанный на бумаге, другой - запечатленный в камне, не прошли тогда сравнительного анализа. Константин Рафинеске (1783-1840) - американский ученый, был первым, кто связал Дрезденский Кодекс с памятниками Паленке.
В течении 1820 года появился ряд публикаций и была выдвинута идея о том, что иероглифы Паленке и Дрезденский Кодекс - это памятники майя, а не ацтеков, как предполагали раньше, и, видимо, были связаны с языками майя, используемыми в то время. Кроме того, появилось предположение, что комбинации точек и линий представляют собой нумерацию, где точка символизирует единицу, а линия - пятерку. (Рафинеске, 1832-1833; Стюарт, 1989). Ранние выводы Рафинеске были резюмированы его последователем, Джеймсом МакКулло в 1829 году в его сочинении о древних руинах Америки. Эти выводы были забыты в тени пафосных и сомнительных публикаций Джона Стефенса, которые сопровождались прекрасными иллюстациями Фредерика Катервуда. (Стефенс, 1841 и 1843).
В 1863 году, французский аббат Брассер Де Бурбур сделал открытие, которое повлияло на все последующие исследования письменности майя. Это был резюмен рукописи Диего де Ланда, относительно жизни и культуры майя северной части полуострова Юкатан. «Сообщение о делах в Юкатане» написанное в 1566 году, дало два исключительно важных вида информации относительно письменности майя: первый - названия дней и месяцев майя Юкатана, которые сопровождались соответствующими иероглифами и второй - иллюстрации, которые Ланда определил как иероглифический «алфавит» майя. Позже, первое легло в основу изучения механизмов календаря майя, а второе спровоцировало дискуссию среди исследователей, и их раздумья по поводу того, действительно ли майя имели алфавит и есть ли соответствие между иероглифами и звуками?
В конце 19 века группа ученых, возглавляемая Эрнестом Фортеманом, сконцентрировалась на изучении комплексного механизма календаря майя и интерпретировала функцию всех иероглифов в контексте времени. Тогда же была опубликована практическая работа Теоберта Малера и энциклопедическая подборка фотографий и рисунков Альфреда Персиваля Модсли (1889-1902). Эти работы, вместе с выдающимися исследованиями Фортеммана относительно календарной системы, положили начало интенсивному периоду исследования хронологии майя.
Первая половина 20 века: Период сообществ
В 1903 году Чарльз Пикеринг Боудич, из Гарвардского Университета, записал дату одного из двух памятников, сфотографированных Малером в своем отчете о памятниках найденных в Пьедрас Неграс, в Гватемале. Боудич сделал случайное, но исключительно важное предположение относительно интервалов или периодов времени майя. В своем отчете он пишет: «Любой из периодов связан с правлением, вождем или с жизнью воина. Предположим, что первая дата Стелы номер 3 - это дата рождения; вторая - начало в возрасте 12 лет и 140 дней...третья - 33 года и 265 дней, и четвертая - его смерть в 35 лет и 60 дней.»
С ростом количества текстов - включая два кодекса майя, Парижский и Мадридский - начинается особый интерес исследователей Старого и Нового Света к системе письменности майя, особенно к некалендарным иероглифам, к тем загадочным периодам века или комбинациям веков, где нет нумерации. Фундаментальной проблемой являлась сама природа древней системы письменности майя. Это вызывало следующие вопросы: письменные элементы в живописи несли смысл в изображении или являлись фонетической письменностью, где каждый элемент представлял собой звук, слог или слово? Идет ли речь о настоящем алфавите, какой появляется в книге Ланда?
Эти дебаты породили две противоположные школы: одна, возглавляемая американцем, Сирус Томасом, и другая-немецким исследователем Эдвардом Селером. Томас утверждал, что письменность майя являлась фонетической, Селер - идеографической, и его коллеги, Пауль Счелхас и Эрнест Фортеманн, разделяли его мнение. В 1910 году «фонетическая война» была объявлена завершенной и ни одно из существующих течений не стало победившим. Полемика была забыта на следующих этапах исследований, новое поколение исследователей-эпиграфистов сосредоточилось на более фундаментальной теме - календаре майя.
Большой рывок для этих исследований сделал Музей Археологии и Этнологии Гарвардского Университета, который работал над фотографическими исследованиями Теоберта Малера, и дал возможность ознакомиться с программой археологических исследований музея в Копане, Гондурас. Программа публикаций Вашингтонского Института Карнеги проредактировала новые тексты в период между 1914 и 1958 годами, периода интенсивных исследований археологии майя, в который появляются два майяниста: Сильванус Морли, который начал практические работы в Карнеги, и Джон Эрик Томпсон, который сопровождал Морли в Чичен Ице в 1926 году.
Вторая половина 20 века. Обновленное прошлое
Эрик Томпсон был, видимо, самым влиятельным исследователем науки майя в целом, и системы письменности - в частности. Вклад Томпсона велик, и охватывает почти все аспекты мезоамериканской культуры. В 1950 году Томпсон опубликовал «Письменность майя: одна версия». Более, чем одна версия. Томпсон, в своем произведении, резюмирует свои выводы, основываясь на глубочайших знаниях археологии, этноистории и этнологии. Это резюме позволило лучше ознакомиться с иероглифами и грамматическими принципами кодексов; и также явилось однозначным отрицанием какого- либо фонетизма системы письменности майя.
В 1952 году молодой русский исследователь, Юрий Валентинович Кнорозов, опубликовал одну из первых своих работ, в которой критиковал Томпсона. Он утверждал, что алфавит Ланды был исключительно ценен, не столько, как алфавит, но как серия символов с "точным фонетическим значением". Говоря вкратце, Кнорозов предположил, что майя могли их использовать, и что иероглифы Ланды - это фонетические слоги. Каждый из этих слогов включал согласный и гласный звук. Такой слог или набор звуков может формировать слово в сочетании с другим звуком или звуками. Кроме того, окончание таких комбинаций было орфографической добавкой, которую можно было избежать, например, слово tzul (собака), пишут - tzu-lu.
Полемика между Томпсоном и Корозовым была неизбежной, кроме того, она происходила в атмосфере холодной войны. Кульминацией явилось отстаивание взглядов каждого из них на страницах American Antiquity (Кнорозов, 1958; Томпсон, 1959). Основные постулаты Кнорозова были приняты американскими учеными.
Пока Томпсон и Кнорозов дискутировали относительно фонетизма, другие исследователи внесли значительный вклад в расшифровку иероглифов майя. Эйрих Берлин обнаружил в Паленке и в других городах большое количество иероглифов, которые отличались от остальных тем, что являлись меньшими глифами, которые объединялись в определенный символ. И последний, в разной форме, в зависимости от объединенных глифов, символизировал определенный город. Берлин пришел к выводу, что эти «эмблемы» должны отражать специфику города, имена императоров или семей, живущих в городе.
В 1952 году Альберто Рус обнаружил легендарный склеп Храма Надписей; там он и подтвердил особую связь между иероглифами и реальной жизнью, с реальнами местами и реальными именами. Открыв крышку, была обнаружена гигантская каменная плита, с барельефами иероглифов. Это был саркофаг, а не алтарь, как предполагалось вначале.
Даже самые большие скептики не сомневались, что тексты на плите были связаны, в первую очередь, с останками человека, который был погребен под этой плитой и был там найден. Это было первое прямое отвержение идеи, существовавшей до этого времени, что все представленные в монументах майя являлись жрецами или богами.
В это время Берлин готовил свой тезис относительно «эмблем», и благодаря склепу Паленке было выдвинуто предположение, что его иероглифы представляют собой имя человека, похороненного в саркофаге.
Татьяна Проскурякова, художница и искусствовед Института Карнеги в Вашингтоне и Музея Гарвардского Университета, занималась анализом иероглифов Пьедрас-Неграса (Гватемала). В отличии от Боудича, который исследовал те же тексты семью декадами раньше, Проскурякова продолжила это длинное исследование, которое закончилось публикацией легендарной гипотезы, текст которой фундаментально изменил взгляд на иероглифы майя. В этой работе представляются возможные иероглифы «рождения» и «коронации», наряду с другими, которые, похоже, обозначают имена или титулы. Кроме того, понятия «глаголов» и «существительных» продолжили грамматический порядок, раннее сформулированный Ворфом для расшифровки Дрезденского Кодекса. Выводы Проскуряковой были немедленно признаны Томпсоном и, в основном, всеми его коллегами. Гипотеза прошла проверку временем и явилась базой для реконстукции реальных династий Яшчилана, Киригуа, Тикаля и других столиц майя.
С середины шестядисятых, развитие исследований эпиграфии майя проявляется в многочисленных научных конференциях, которые концентрируются на этой теме в частности, и также на темах смежных, как лингвистика, археология и иконография. Такие конференции начались в Мексико-Сити с Первого Семинара Исследования Письменности Майя, который состоялся в декабре 1966 года.
Темы, с которыми связанны древние тексты майя, являются хронологическими описаниями жизни правителей. Работа современного поколения эпиграфистов и их коллег позволяет осуществить беспрецендентное знакомство с культурой майя. Знакомство с правителями-жрецами, их тотемами и эспиритуальным значением, с чудесами и реальными фактами. С войнами и завоеваниями среди древних майя, с оплатой дани. Мы сегодня знаем имена реальных императоров, жрецов и других представителей элиты, мужчин и женщин, их форму жизни, браков, ритуалов и захоронений. У нас есть знания о ритуальных играх в мяч, о ритуалах самопожертвований, об использовании домов и храмов. Мы знаем названия, которые давали майя священным вещам, как назывались инструменты для кровопускания и чаши для питья шоколада. Знаем, как называли монументы и алтари, сооружения и их части. Мы узнаем и можем прочитать имена художников и скульпторов, которые подписывали свои работы. Названия мест не только позволяют нам обозначить эти места, но и дают нам информацию о более древних временах, когда рождались боги и сотворили своих последователей. Мы знаем о священных пейзажах пещер и гор, и чудесах, связанных с водой. Мы знаем немного больше о восприятии мира древними майя, как реального, так и мистического, и связи этого мира с космосом. Расшифровка иероглифов майя позволила состояться нашему диалогу сквозь время, рассказу нам своей истории и своих проблем. И это дало нам возможность оценить грандиозность и уникальность этой исчезнувшей цивилизации.
Этот долгий путь исследований ознаменован разными этапами, падениями и подъемами, циклами успехов и неудач. Учитывая все это, становиться ясно, что момент истории, в котором мы находимся сегодня, идентичен любому другому, связанному с исследованиями майя. Единственная разница между этими двумя точками - это процесс успеха расшифровки письменности майя и культуры, которая стоит за этим.
Источник: vk.com