Древняя Рязань
Среди крупнейших древнерусских городов XII—XIII вв. Рязань (теперь это деревня Старая Рязань Спасского района Рязанской области) предстает перед нами как один из самых величественных и богатых центров земель-княжений, как город-страж у юго-восточных, граничащих с половецкой степью окраин Руси и одновременно как средоточие интенсивной созидательной деятельности — экономической, политической, культурной.
В числе других центров такого же масштаба Рязань может служить эталоном высших достижений древнерусской цивилизации: это многоликий сложный мир, сконцентрированный на небольшом пространстве. Подобно живому существу, каждый средневековый город в зависимости от множества факторов обладал индивидуальным обликом, над каждым витал свой «гений места». Выявление своеобразия любого городского организма, в чем бы оно ни выражалось,— увлекательная задача для историка и археолога.
Вместе с тем стольные города Руси отличало единство материальной и духовной культуры. Многие города, разрушенные при монгольском завоевании прошли тот же путь развития, что и Рязань; им присущи близкие системы планировки и застройки, фортификационные сооружения, типы жилых и хозяйственных построек.
Наша попытка представить именно Рязань как «модель» южнорусского города домонгольского времени, как один из очагов интеллектуальной и эстетической средневековой культуры вполне закономерна. Дело в том, что на Старорязанском городище, где находилась столица княжества до перенесения ее в Переяславль Рязанский после Батыева разгрома, развернулись крупнейшие археологические исследования.
История изучения Старорязанского городища насчитывает уже 170 лет. Со времени находки в 1822 г. замечательного клада золотых женских украшений Старая Рязань стала вызывать все усиливающийся интерес любителей отечественной старины. Ее организованное исследование начинается после создания в 1884 г. Рязанской ученой архивной комиссии, но раскопки зачастую проводились на дилетантском уровне и плохо документированы. В 1926 г. экспедиция выдающегося археолога В. А. Городцова, несмотря на недостатки методики (вскрытие культурного слоя траншеями), положила начало подлинно научному изучению домонгольской Рязани. Планомерные исследования городища связаны с экспедицией 1945—1950 гг. во главе с А. Л. Монгайтом, в ходе которой были вскрыты важные участки городской территории, обнаружены остатки жилищ и ремесленных мастерских, изучались укрепления. Однако многие кардинальные проблемы оказались нерешенными, и в 1966 г. экспедиция возобновила работу (до 1970 г.— под руководством А. Л. Монгайта, затем — В. П. Даркевича).
Исследования велись по единому, четко разработанному плану Институтом археологии РАН и Рязанским историко-архитектурным музеем-заповедником. Поскольку, в отличие от большинства крупнейших городов древней Руси, подобных Киеву, Чернигову, Смоленску, Владимиру, Новгороду и других, на городище Старая Рязань почти нет культурных слоев позднее XIII в., раскопки приняли широкомасштабный характер и велись большими площадями. Это обстоятельство, наряду с хорошей сохранностью рельефа городища и микроландшафта вокруг него, позволило изучить градостроительную структуру и социальную топографию древней Рязани, определить время ее возникновения и пути колонизации славянским населением. Фиксация объектов, лишенных культурного слоя,— проселочных дорог, проходящих по старым трассам, разветвленной овражной системы с ее ручьями и источниками — дополняет целостную картину Рязанского микрорегиона в XI—XIII вв.
Внешний вид «града Рязани» с его предместьями и сельской округой благодаря комплексным исследованиям предстал по-новому, во всей сложности многоплановых композиций.
Примечательно, что Рязань среди других древнерусских городов выделяется обилием кладов драгоценных украшений из золота и серебра (всего 13 — второе место после Киева), причем девять из них обнаружены нашей экспедицией. Этим уникальным произведениям прикладного искусства древней Руси посвящены многочисленные публикации. В настоящее время ввиду финансовых трудностей археологические работы на Старорязанском городище, к сожалению, приостановлены. Конкретное археологическое изучение этого памятника, о котором сохранились довольно скудные летописные свидетельства, вынуждает весьма критически отнестись к некоторым тенденциозным построениям историографии. Они достаточно примитивны, ибо, как правило, не учитывают многообразия и неоднозначности процессов и явлений, а, напротив, стремятся к их унификации и нередко — к грубой модернизации дофеодальных и раннефеодальных отношений. Рассуждение входит в порочный круг: обязательная для всех теория априори рассматривается как факт, а затем утверждается, что теория подтверждается фактами. Считаю своевременным внести в статью элемент полемики.
Показательным примером упрощенного экономического детерминизма и непонимания природы средневековой экономики является следующая дефиниция: «Древнерусским городом можно считать постоянный населенный пункт, в котором с обширной сельской округи — волости концентрировалась, перерабатывалась и перераспределялась большая часть произведенного там прибавочного продукта». Для домонгольского времени о подобных фактах угнетения не сохранилось ни одного документа. Не учитывается роль агрикультуры в самом средневековом городе, обитатели которого вели полукрестьянскую жизнь: хозяйство рядового горожанина, как и крестьянина, включало, по данным раскопок на городище и близлежащих селищах, двор (усадьбу) с дворовыми постройками («дворище»), сады, огороды, нивки. Места для содержания скота располагались как в пределах укреплений, так и вне их. Сохранялись права на пользование общинными угодьями (луга, леса, воды). О каком «прибавочном продукте», отчуждаемом из сельского хозяйства, может идти речь, если Рязань, как показали археологические исследования, возникла около середины XI в., - веком раньше окружающих ее сельских поселений? Город в данном случае служил не только базой расселения, но и опорным пунктом для близлежащих деревень: при военной угрозе крестьянское население укрывалось за стенами Рязани. Селища концентрируются длинными цепочками вдоль Оки — в ближайших окрестностях укрепленного города и центрального транспортного узла на Окском пути. С середины XII в. Рязань превращается в участника сельской колонизации в крупных масштабах. Хозяйственное освоение окского правобережья почти на 10-километровом отрезке от деревни Фатьяновка на севере до деревни Никитине на юге было обусловлено исключительно благоприятными природными условиями. Так называемый северный чернозем южнее Рязани (с 5—6 % гумуса) — переход от среднерусских дерновых суглинков на лёссе, распространенных узкой полосой по правому высокому берегу Оки, к типичному чернозему. Южнее Рязани перемежались полосы дубово-березовой лесостепи со степными островами, вторгавшимися с юга. Издавна славились луговые угодья левобережья Оки напротив Рязани, где ширина поймы достигает 12 км. В прошлом пойма была занята липо-дубравами, она изобилует озерами. На Мещерской стороне простирались огромные массивы хвойных лесов северного типа со множеством окруженных болотами озер. В краю рязанского Поочья все благоприятствовало занятиям хлебопашеством, рыболовством, промыслами, домашними ремеслами. Город и окрестные селища составляли единый хозяйственный комплекс, что подтверждает их топография.
Изрезанность балками придает особую живописность некоторым участкам правого берега, особенно у деревни Чевкино, где он напоминает скопление причудливых пирамид или зубчатых башен. По дну балок текут почти пересыхающие летом мелководные ручьи, берущие начало от ключей с чистой ледяной водой. Окрестности Рязани — это «страна источников»; их близость влияла на выбор места поселения. Чрезвычайно интересна найденная в одном из жилищ XII в. речная галька с вырезанным на ней загадочным рисунком. Можно предположить, что изображен схематичный план Оки в районе Рязани, включая Спасский затон и устье Прони, но — зеркально перевернутый. Исследование поселений в рязанской округе не подтверждает тезиса, что уже к XII в. среди членов сельской общины (верви) выделилась группа зажиточных людей, царило имущественное неравенство. Археологические материалы говорят о социально однородном составе крестьянского населения. Историческое ландшафтоведение, палеоэкология помогают воссоздать не только хозяйственную жизнь, но и мировосприятие человека древней Руси. Он стоял лицом к лицу с лесом, рекой, степью — основными стихиями русской природы, то ласковой, то гневной. Она задавала ему нелегкие вопросы, и решать их приходилось, рассчитывая только на свои силы и сноровку. Люди Средневековья стояли гораздо ближе, чем мы, к девственной, неупорядоченной природе. Они видели в ней источник жизни, но хорошо сознавали, что ее неукротимые силы таят в себе постоянную угрозу. Среди еще не обжитой бесконечной земли, в мире непроходимых лесов и нераспаханных равнин, город с крепкими стенами и монументальными храмами, возвышающийся на берегу реки, производил на приближающихся путников впечатление чуда. Природной хаотической дикости противостояло архитектурно организованное, очеловеченное пространство, упорядоченный и «одомашненный» мир, где человеку не грозит опасность, где он всегда среди своих. Тем более, что открытые южные рубежи Рязанщины в представлениях горожан ассоциировались с чуждым и враждебным «диким полем», откуда появляются половцы, «скорые на кровопролитье». С опаской смотрели земледельцы и ремесленники в сторону «чистого поля», где господствовал словно слившийся с конем беспощадный лучник.
С XI—XII вв. на Руси, как и в Западной Европе, вместе с оживлением торгового обмена и ремесла происходит стремительная урбанизация. Взлет градостроительства в эпоху Ярослава Мудрого и его сыновей не мог не поражать воображения русских людей. Тогда же славянскими переселенцами в районе плодородных земель и в центре пересечения речных и сухопутных дорог была основана Рязань (около середины XI в.; первое упоминание в Лаврентьевской летописи под 1096 г.). Ее положение в «контактной зоне» на границе леса и степи наложило отпечаток на занятия и культуру населения. Естественная граница между северной Мещерской и южной лесостепной сторонами Рязанской земли проходила по Оке. Благоприятные условия для лесного, промыслового и особенно земледельческого хозяйства, для расцвета торгово-ремесленной деятельности, необходимость стратегического центра вблизи от поля половецкого — все это и предопределило возникновение Рязани. Город начинался с оборонительной стены, его «пояса»; с разрушением укреплений он переставал существовать. При непрерывных междоусобных войнах и набегах кочевников стены с башнями, определявшие наряду с каменным зодчеством лицо города,— это не романтическая деталь, а суровая необходимость. В литературе Руси первоначальное значение слова «город» — ограда, забор, стена,- огороженное место. Поначалу Рязань занимала маленький Северный мыс (или, по нашей терминологии, Кром - верхний город). Со стороны поля, где нет естественных преград, была сооружена засыпанная грунтом деревянная стена, от которой уцелело еле заметное всхолмление. По-видимому, крепость-убежище ограждал частокол из вертикально вкопанных заостренных бревен. Возникновение этого ядра будущего стольного города вполне закономерно: это и цитадель, призванная обезопасить окско-волжский путь, который вел в сказочно богатые страны мусульманского Востока, это и погост — место стоянки «гостей», именитых купцов, и вместе с тем стан для князей и сборщиков дани — полюдья. Сюда стекались подати пушниной с подвластных финно-угорских племен. В первой трети XI в. развивающейся Рязани, вокруг которой начинает сплачиваться областная территория, стал необходим свой князь. Возможно, им стал Ярослав Святославич, князь черниговский, позднее — муромо-рязанский (умер в 1129 г.). После смерти Ярослава в Рязани сели его сыновья Ростислав и Святослав: произошло фактическое отделение ее от Мурома. И хотя главный стол находился еще в Муроме, появление в Рязани собственных князей предвещало ее обособление. С ростом численности населения Рязани связано расширение городской территории, которая увеличивается в 18 раз — появляется Северное городище, или Средний город. Рязань получает двухчастную планировочную организацию. Совершенствуется ее оборонительный комплекс: дорога от устья Серебрянки, где находилась пристань, на середине подъема была перегорожена стеной из городней (срубов, забитых землей), устроены проездные ворота с башней, условно названные нами «Серебряными». Между городскими стенами и Окой разрастается подол — неукрепленное предградье. Археологическое исследование первого периода истории Рязани с 60-х годов XI до середины XII в. заставляет с осторожностью относиться к таким положениям историографии, будто города возникали прежде всего в крестьянских земледельческих районах, а внешняя торговля в их образовании не играла особой роли. Вполне очевидна ошибочность стремления объяснить происхождение городов и городского строя какой-либо одной причиной; многообразие конкретных путей их формирования ныне не подлежит сомнению. Эволюционистский подход к сложной проблеме происхождения городов — только из племенных центров (так называемых племенных городов) или только из поселений аграрного типа с их капищами, кладбищами и местами вечевых собраний — представляется непродуктивным и бездоказательным. В действительности города Х—XIII вв. — качественно новые образования, жители которых в известной мере противопоставляли себя округе, «деревне», «земле». Это самоощущение подкреплялось административно-правовым оформлением, обособлением города как своеобразной общины, его ведущим положением в сфере образованности, художественном творчестве, в области культа. Это прежде всего административный, военный и культурный (религиозный) центр. Историческая реальность: полусельским остается быт даже современного города Спасска, основанного в XVIII в. напротив Старорязанского городища. Налицо явная недооценка или даже полное игнорирование всех факторов развития человеческих коллективов, кроме одного — социально-экономического. Разумеется, ремесленное население, как свидетельствуют и раскопки, играло огромную роль: мастера разных специальностей устремлялись к городам, которые предоставляли им удобства и как пункты обмена, и как убежища на случай опасности.
Раскопки на Южном городище (Стольный город) ознаменовались открытием обширного курганного могильника, протянувшегося на 800 м вдоль кромки высокого берега Оки от Спасского собора до юго-западного угла Южного городища. Планомерное изучение этого некрополя второй половины XI —первой половины XII в., а также нижних культурных слоев Среднего города пролили свет на некоторые ключевые проблемы истории Рязани в первое столетие ее существования. Анализ вещевого инвентаря, особенно женских украшений, позволил решить вопрос о времени основания города (не Х в., как считал А. Л. Монгайт, а середина XI в.), определить регионы, откуда в район средней Оки шло переселенческое движение. Переплетение языческих погребальных обычаев с новыми христианскими чертами помогает приблизиться к пониманию мировоззрения древних рязанцев. Со второй половины XII в. при расширении городской территории к югу до Черной речки и интенсивной застройке «набережной» — самого «престижного» участка Стольного города, были проведены тщательные нивелировочные работы. В результате все могильные насыпи были срыты. Тем не менее нам удалось исследовать свыше 200 захоронений, лежавших в неглубоких ямах или на уровне древнего горизонта. Миграционные потоки в сторону Рязани двигались из разных славянских земель — об этом свидетельствует набор украшений в женских погребениях, в частности височные кольца, формы которых специфичны для каждого славянского «племени» (в действительности для этого времени речь идет не о племенах в социологическом значении этого слова, а об историко-этнографических областях, отделенных друг от друга дремучими лесами и реками).
В. П. Даркевич