Бикин: сердце уссурийской тайги

На Бикине гнездится десять видов птиц из Красной книги мира и более двадцати — из Красной книги России. С исследованием жизни пернатых и связана наша экспедиция в уссурийскую тайгу. Рутинная работа орнитологов — это движение и еще раз движение, ежедневные учеты птиц на проложенных через разные типы леса маршрутах. Сотни километров довелось проплыть, прошагать через бикинские дебри, деля палатку или зимовье с местными охотниками и фотографами — людьми, знающими эти места как свои пять пальцев.

Охотник Саша Барыльник в тайге давно. Он из тех ребят, что начитались в детстве рассказов о канадских трапперах: о жизни среди индейцев, дружбе с бобрами и волками, преодолении себя наперекор судьбе и обстоятельствам. И решились навсегда оставить прелести цивилизации. Не все оказалось столь романтично, как написано в книжках, но трудностей и «преодоления себя» хватило с лихвой.

Вымотанные до пустоты в глазах, мы сидим перед его домом — накормленные и обогретые. Такого сезона у меня еще не было. Шестнадцать дней похода и сплава воспринимаются как тяжелый сон: через мокрый лес, почти без продуктов, преследуемые мошкой и комаром, продираясь сквозь стланник и заросли ольхи, мы пытаемся выйти по GPS на спрятанный в тайге у истоков Зевы — это приток Бикина — лабаз. Там, на лабазе, наше спасение: резиновые лодки и продукты на неделю сплава. Выходим — и это счастье: медведь и росомаха не сожрали продукты и не разорвали лодки, а сплав, думается нам, — это не мучения перехода по горам с грузом.

Однако Зева и тайфун вносят свои коррективы. Безостановочно льет дождь, вдобавок холодно — ниже десяти градусов. Спускаемся по заваленному камнями ложу Зевы, чтобы выйти, наконец, на Бикин. Каждый день подъем в шесть утра. Грузим лодки, тащим их на бечеве, падаем в воду, встаем. Бьемся на перекатах, пытаясь протащить лодку между валунов, разгружаем на крутых сливах реки, снова загружаем и снова тащим — и так до позднего вечера. Ставим палатки, выжимаем одежду и полночи пытаемся просушить ее на костре. Мы буквально отсырели. Эмоций не осталось. У одной лодки дно безнадежно пробито, на другой две большие заплатки, хотя еще держат. Мошка и комар озверели, спасение — лишь у костра и на воде. Хорошо, что хоть мало клещей, тех самых, от которых энцефалит и болезнь Лайма.

Но всему когда-то приходит конец. Завтра ожидается «вертушка», которая должна забросить нас в очередную точку Сихотэ-Алиня.

Николай Цыбко — охотник из поселка Улунга. Соболевал на Бочелазе (еще один приток Бикина) многие годы. Он у нас проводник — с ним не заблудишься. Шестой день мы в глухой тайге, на пути к вершине Арсеньева, одному из главных гольцов на нехоженом водоразделе Хора и Бикина. Охотничья тропа размыта водой, завалена упавшими деревьями. На них часто встречается помет крупных самцов соболя. Стволы покрыты яркими древесными грибами; на пихтах и елях лохматые бороды уснеи, усыпанные поблескивающими бусинками воды. Не первый день дождь. С треском падают подмытые рекой гигантские тополя Максимовича в три-четыре обхвата толщиной. Стелющийся над водой туман превращает упавшие деревья в призрачных многоруких монстров. Дважды мелькает за стволами елей темный силуэт кабарги — она уходит легко и бесшумно, как будто на пружинах, ее прыжки длинны и высоки.

Местами берег сплошь в буреломе. Остается идти зигзагами по галечниковому руслу, благо неглубоко. Пройдено двенадцать из пятнадцати запланированных на сегодня километров. Энцефалитки мокры от дождя и пота, дождевики и болотники порваны. Где-то рядом должно быть очередное зимовье. Действительно, есть, только не повезло нам — слегка «разбомбил» его медведь.

До темноты час, так что приходится быстро править дверь, затягивать кусками полиэтилена пустую глазницу окошка и вправлять на место жестяную трубу «буржуйки». Валит пар от штормовок над жаркой печкой, а за стеной поливает как из ведра. Аппаратуру приходится вынести за дверь, под козырек зимовья. Там тоже стопроцентная влажность, но все же не баня. В Приморье с оптикой всегда немного рискуешь. «Здесь плесень прорастает сквозь объективы», — так говорит об этом Юрий Шибнев, мой друг и замечательный фотограф-анималист.

Юрий вырос на Бикине, среди удэгейских мальчишек, вместе с ними бил острогой рыбу, охотился на уток. Потом стал мастером фотоохоты на редких и скрытных животных, будь то леопард, черный журавль или иглоногая сова. Одним из первых документировал на пленке жизнь рыбного филина, огромной совы. Сегодня мы снова с ним ищем гнездо этого загадочного исчезающего жителя приречных дебрей. Длинная удэгейская лодка закладывает виражи по протокам Бикина, окаймленным манграми ивняка. Река — единственная дорога выше Красного Яра, главного селения удэгейцев (а в истоках Бикина, в запрятанной среди горных ельников таежной глубинке, вообще не ступала нога человека).Кажется, что вода течет прямиком через лес: у местных рек нет берегов. Навстречу справа и слева плывут подхваченные течением огромные ильмы и тополя: разлапистые кроны, еще зеленые, мощные вздыбленные комли.

Раньше по реке ходили на шестах, преодолевая течение. Сейчас лодку тянет мотор, но, как и прежде, на носу человек с шестом. Иначе не протиснешься сквозь бреши в заломах. Сейчас я за носового. Участок реки не слишком опасный, да и фотографировать с носа легче. При появлении лодки с мягким кряканием взлетают кормившиеся у берега мандаринки, похожие на японские статуэтки цапли балансируют на вершинах деревьев. Обеспокоенная нашим вторжением, срывается с макушки сухого кедра скопа. Временами проносится над водой изумрудный зимородок, без перебоя звенят на торчащих из воды стволах кулики-перевозчики.

На очередном вираже лодки со стремнины срываются шесть изящных длинноклювых уток и, выстроившись в ряд, бегут вверх по реке со скоростью лодки, помогая себе крыльями, на которых видно яркое белое «зеркало». Это чешуйчатые крохали — один из редчайших видов водоплавающих птиц, сохранившийся в основном на Бикине, Хоре и Имане. Заворачиваем в протоку Ниоло: здесь по берегам цветут дикие яблони и все полно их запахом. Не доезжая залома, пристаем к ладно скроенной охотничьей избушке на одном из островов. Разведя костерок, будем ждать полной темноты. Тогда над лунной дорожкой, пересекающей поток, пронесется, разорвав тишину, мощное «бууууу».И снова, короче на повторе: «буу». Так кричит рыбный филин. Услышать его мечтали многие. Видели его ночную охоту на рыб единицы.

Дом Шибневых в Верхнем Перевале — покосившийся, с наполовину сгнившим настилом из досок перед фасадом — стоит у самой реки, под сопкой. Я сижу на крыльце, рядом — старый больной человек с седым бобриком, спокойными внимательными глазами. «Белый вождь бикинских удэгейцев» — так любовно именуют аборигены Бориса Константиновича Шибнева, отца Юрия, — учил многие поколения удэгейцев с момента их объединения в первый поселок Сяин. Никто лучше его не понимает драмы, разворачивающейся в уссурийской тайге.

Когда удэгейцев, живших у моря, замучила оспа, они перевалили через лесистые гребни Сихотэ-Алиня и обрели на Бикине свою землю обетованную. Закон меры, которым жил Дерсу Узала, был у них в крови: возьми от природы столько, сколько съешь. Сейчас — редкие осиротелые мачты сухих елей и пихт торчат совсем рядом с Бикином посреди вчерашних коммерческих вырубок. Рубят варварски, оставляя после себя пустыню — насколько хватает глаз, до горизонта. Бикин — остров девственной тайги в море униженной дальневосточной природы. В 1992 году бассейну верхнего Бикина придали статус заказника краевого подчинения; вопрос о внесении его в список объектов Мирового наследия рассматривается сейчас в ЮНЕСКО. У среднего Бикина — статус орехово-промысловой зоны. Несмотря на это, лесорубы рвутся получить добро на сведение бикинских лесов. Спасти Бикин можно, лишь отведя земли вокруг реки под заповедник или национальный парк.

На восходе солнца с тундровых гольцов в верховьях Бикина открывается панорама «становления мира»: из клубящихся у нас под ногами облаков проступают темные купола лесистых вершин — острова в океане. Зрелище незабываемое, ради которого можно и стоит претерпеть многое. И все это исчезнет, если придет сюда человек с топором.