Фото: ПГ / Юрий Паршинцев
Почему лесовосстановление является сегодня одной из ключевых задач как с точки зрения экологии, так и экономики природопользования? Какие возможны пути ее решения на законодательном уровне? В интервью «РФС» ситуацию комментирует председатель Комитета Госдумы по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям Николай Николаев
- Николай Петрович, если вопросами лесовосстановления занялись на уровне Правительства, которое уже подготовило соответствующий законопроект, можно предположить, что ситуация в этой сфере складывается не лучшим образом?
- Ситуацию можно обрисовать одной фразой: ежегодно в России исчезает лесов в полтора раза больше, чем восстанавливается. Наверное, кого-то может успокоить тот факт, что, по данным ООН, запас древесины в наших лесах составляет 15,4 процента мирового и по этому показателю мы занимаем второе место после Бразилии. Но такой подход по меньшей мере недальновидный.
По большому счету мы относимся к лесам потребительски, именно наша деятельность приводит к их исчезновению, а должно быть наоборот. Леса — это восстанавливаемый ресурс, причем достаточно быстро восстанавливаемый, если сравнивать с какими-то другими ресурсами. Чтобы вырастить дерево, требуется 50-60 лет. Идеальной ситуация была бы, когда за один и тот же период времени выращивали бы столько же леса, сколько и потребляли. В чем-то этот процесс должен быть похож на сельское хозяйство: восстанавливаем леса, которые потребляем, а потребляем тот объем, который выращиваем. Вот к чему надо стремиться, а для этого требуется системный, стратегический подход, при котором перспективы лесной отрасли должны просматриваться и просчитываться как минимум лет на 50 вперед.
- Если попытаться посмотреть на перспективу сегодня, какие стартовые позиции у страны?
- Сегодня восстанавливается менее 850 тысяч гектаров леса в год, притом что площадь сплошных ежегодных рубок составляет около одного миллиона гектаров. В этот миллион не входят площади лесов, погибших от пожаров, болезней и вредителей, а также от воздействия неблагоприятных погодных условий, что, по официальным данным, в 2016 году составило 327,6 тысячи гектаров. Также сюда не входят данные о незаконной заготовке древесины. На самом деле точных потерь не знает никто. Официальная статистика опирается на зафиксированные данные. Так, за первое полугодие 2017 года зафиксировано 7,6 тысячи фактов незаконной рубки леса с общей суммой ущерба 4,6 миллиарда рублей. А сколько не зафиксировано?!
То же относится и к пожарам. Бывает, что регионы занижают размер площади, пройденной огнем. Рослесхоз ежегодно по итогам пожарного сезона вынужден корректировать эти данные, и часто в целом ряде регионов они оказываются фактически в два раза больше, чем было заявлено во время стихийного бедствия.
850 тыс. га леса восстанавливается в год
Следовательно, прежде всего нужно понимать масштабы процессов. Базовое условие здесь — открытость информации о лесе. Определенный прорыв в этом направлении уже сделан. В прошлом году, когда были приняты поправки в Лесной кодекс, которые мы разработали совместно с коллегами из Рослесхоза по введению конкурсов на право пользования лесными участками, также было введено положение, согласно которому необходимо публиковать все данные об использовании лесов. И это должен делать каждый регион. Теперь Рослесхозу следует доработать нормативную базу, чтобы можно было определить объем этой информации.
Другое базовое условие — контроль за ситуацией в лесу. С этим дела обстоят значительно хуже. С 1 марта прошлого года была введена норма, в соответствии с которой к каждому отчету лесопользователя и по вырубкам, и по восстановлению должны прикладываться материалы дистанционного зондирования земли. Вскоре мы будем отмечать годовщину этой нормы и с печалью констатировать, что в регионах она категорически не работает. Я еще не видел ни одного лесопользователя, не знаю ни одного региона, которые были бы наказаны за то, что не представили такие данные. Но именно материалы дистанционного зондирования земли являются необходимым условием для повышения открытости, в том числе и для контроля за лесовосстановительными работами.
- Так, может быть, это как раз тот случай, когда пора и власть употребить?
- Пора более требовательно подходить к тому, чтобы законодательные нормы неукоснительно исполнялись. Если все видят, что норму можно не выполнять, многие не будут этого делать. И относится это не только к дистанционному зондированию.
Нужно разработать модель, чтобы лесовосстановление было выгодно, в том числе и бизнесу. На мой взгляд, это прекрасная сфера для деятельности малого бизнеса. Такие предприятия региональным властям следовало бы поддерживать — и не только потому, что их деятельность полезна в экономическом плане.
Я выезжал на несколько сибирских плантаций, где выращивают саженцы. Они в буквальном смысле слова перезревают из-за невостребованности. И происходит это все только лишь потому, что в стране отсутствует общая экономически обоснованная модель лесовосстановления. Большая часть восстановительного процесса лесов происходит естественным путем — свыше 75 процентов, что составляет около 650 тысяч гектаров. К сожалению, площади искусственного лесовосстановления сопоставимы с площадями вырубки только лишь в малолесных областях Центрального, Южного и Северо-Кавказского федеральных округов.
А так как нет контроля за тем, что растет на вырубках и гарях, то часто происходит замещение ценных пород деревьев на менее ценные и качество лесов в целом ухудшается. Нужно разработать модель, чтобы лесовосстановление было выгодно, в том числе и бизнесу. На мой взгляд, это прекрасная сфера для деятельности малого бизнеса. Такие предприятия региональным властям следовало бы поддерживать — и не только потому, что их деятельность полезна в экономическом плане. Они решают и социальную проблему, создавая рабочие места для местных жителей. Но эти предприятия только тогда будут успешными, когда возникнет жесткий контроль за лесовосстановлением и выращенные саженцы будут востребованы.
- Какие еще направления в этой сфере, на ваш взгляд, должны быть отрегулированы законодательно?
- Лесовосстановление — это работа, которая должна учитывать не только экономическую эффективность отрасли, но и уникальные природные условия, сложившиеся на разных территориях. Считаю, что это хорошо отражено в правительственном законопроекте. Так, я согласен с тем, что в орехово-промысловых зонах мы должны полностью прекратить сплошные рубки. К тому же с позиции рационального природопользования заготовка кедровых орехов экономически и экологически эффективнее, чем рубка кедрача, который восстанавливается 50-70 лет. То же относится и к другим видам деревьев, по вырубке которых мы можем поставить ограничивающие условия, а где-то вообще ее запретить. И с помощью соответствующего закона мы можем этого добиться.
Есть леса, от которых зависит нерест рыб, уровень воды в реках и многое другое. Нужно все это учитывать и не подходить к вопросу формально, поштучно считая: срубили сто деревьев — сто посадили взамен. Следует определить, где можно рубить, а где нельзя, какие деревья можно спиливать, а какие нужно только восстанавливать. Это тонкая, точечная работа, которая требует прежде всего актуальной информации о лесах. А это уже требует дополнительных финансовых вложений. В бюджет на ближайшую трехлетку нам удалось внести поправки, которые добавляют около шести миллиардов рублей на постановку лесных участков на учет, добавлены средства и на увеличение количества лесничих на 2200 человек, и на проведение противопожарных мероприятий.
С лесными пожарами вообще складывается интересная ситуация. У нас нет пока законодательно прописанного механизма восстановления погибших лесов. Подразумевается, что процесс этот должен быть, но чаще всего на пожарищах лес восстанавливается именно естественным путем. С помощью законодательных механизмов мы и этот вопрос решим. Как, надеюсь, и странную ситуацию с валежником. После природных катаклизмов лес бывает буквально завален обломками деревьев и сучьями. В свое время, согласно лесному законодательству, не давали вырубать лес, пока он не будет очищен от валежника. А сейчас, наоборот валят лес, но не дают собирать валежник. Более того, для законного его сбора любому желающему необходимы специальные разрешения, за которые нужно платить. Мною вместе с коллегами в прошлом году в Думу был внесен законопроект, который позволяет гражданам свободно собирать валежник. Сейчас его уже поддержало Правительство. Надеюсь, что судьба и этой инициативы наконец разрешится.
Есть еще один аспект — это строительство в лесу различных линейных объектов: прокладка дорог, трубопроводов, ЛЭП, а также разработка недр. До сих пор не было решено, кто должен компенсировать вырубленный лес после таких работ. В правительственном законопроекте об обязательном восстановлении лесов этот вопрос решается: если компания осуществляет такую деятельность в лесу, она и должна его восстанавливать, находясь под таким же контролем, как и другие лесопользователи.
В любом случае, говоря о лесе, следует рассматривать его как живой организм и, чтобы поддерживать его в рабочем состоянии, нельзя вычленить одну проблему и сосредоточиться на ее решении. Всегда следует помнить: повышение эффективности использования лесов зависит от координации действий всех пользователей и государства. Необходим стратегический подход ко всему комплексу проблем.
- Но, наверное, одну задачу решить будет сложнее многих других. Если на протяжении многих лет русский лес убывал больше, чем восстанавливался, как восполнить потери? Или они уже невозвратны?
- Да, у нас накопились долги. И сейчас недостаточно просто выравнять ежегодные объемы вырубленных, погибших и выгоревших участков с объемом лесовосстановительных работ. Требуется эту планку перекрыть и ежегодно процентов на 20-30 восстанавливать лесов больше, чем их уходит. Только так мы сможем оплатить возникшие долги перед природой и будущими поколениями.
Источник: www.pnp.ru