Бурное развитие археологии как науки в дореволюционной России было ознаменовано множеством открытий, в том числе и вошедших в золотой фонд мировой археологии. Однако этот процесс был прерван началом Первой мировой войны и последовавшей за ней Гражданской войной. На полтора десятилетия организованные археологические работы в России фактически прекратились, а те немногие энтузиасты, которые продолжали «копать», серьёзных открытий почти не совершали.
Ситуация изменилась с началом НЭПа — новой экономической политики, давшей возможность многим учёным и любителям археологии заняться любимым делом. Вот как описывает этот процесс в своей монографии «Археология в СССР» (Мюнхен, 1954 год) известный археолог, профессор Михаил Миллер: «Краеведческое движение началось уже с 1922 г. и охватило всю страну. Не было ни одного областного и уездного города, в которых не было бы организаций «по изучению местного края». Обычно эти организации были более или менее близко связаны с местными музеями и опирались на них как на базу своей деятельности. Организации состояли обычно из местной интеллигенции — учителей средних школ, служащих, музейных работников, местных любителей-коллекционеров и т.д. В университетских городах в краеведческие организации входили и профессора. Фактическим организатором и душою каждой такой организации был какой-нибудь местный энтузиаст, любитель старины и археологии старой, дореволюционной формации. Чаще всего эта «душа общества» фигурировала в качестве секретаря организации. Краеведческие кружки формировались и в школах из числа учащихся старших групп; члены-корреспонденты и сочувствующие выдвигались из среды рабочих на заводах и из крестьян в деревнях».
История довоенных советских археологических открытий подтверждает этот вывод. Действительно, многие из них совершались случайно, зачастую даже не профессиональными археологами. При этом дальнейшее изучение этих находок брали на себя всё-таки специалисты, благодаря чему эти открытия сохранились до нынешнего времени. Сегодня «Историк» рассказывает о пяти крупных археологических открытиях, сделанных в довоенном Советском Союзе.
Модлонское свайное поселение
Эпоха: неолит, III тысячелетие до н.э.
Дата открытия: 1919 год
Расположение: Кирилловский район Вологодской области
Первооткрыватель: гидрограф К.В. Марков
Первый исследователь: доктор исторических наук, профессор Александр Брюсов
Модлонское свайное поселение — классический пример того самого случайного открытия, сделанного не профессионалом, но человеком, умеющим придавать значение мелочам и фиксировать их. Да к тому же ещё и очень везучим! Ведь летом 1919 года, когда гидрограф Марков проводил гидрографическую съёмку берегов озера Воже и его бассейна, вода из-за засушливой погоды опустилась до небывало низкой отметки. Именно это и позволило гидрографу, который был и археологом-любителем, собрать на открывшихся отмелях большую коллекцию «подъёмного материала», то есть предметов, которые не нужно было выкапывать (эта коллекция оказалась позднее рассеянной по разным музеям. Часть её попала и в Государственный исторический музей). Однако серьёзным исследованиям помешала Гражданская война, да и после неё об открытии на берегах реки Модлоны вспомнили не сразу. Только в 1937 году известный к тому времени археолог Александр Брюсов начал систематические раскопки, в ходе которых и открылось Модлонское свайное поселение. Это был крохотный посёлок из четырёх квадратных домов, поставленных на сваи и соединённых свайными мостками на высоте 35–40 см. Такие же мостки вели к расположенным на берегу плотикам, позволявшим подойти к воде. В каждом доме, имевшем площадь не больше 12 кв. м, был насыпной земляной пол, сделанные из переплетённых прутьев стены и крыша, скорее всего, двухскатная, покрытая берёстой. Удалось найти и останки жителей: в могиле неподалёку от домов лежал юноша, а возле одного из сгоревших домов — череп молодой женщины. Кроме того, были найдены каменные и костяные наконечники копий и стрел, керамическая и деревянная посуда, украшенная резьбой и скульптурой, подвески из янтаря, шифера и кости. Хотя самое интересное, что такого рода свайных стоянок на Вологодчине ни раньше, ни позднее не находили! Они обнаруживались южнее, и, видимо, обитатели Модлонского свайного поселения были чужаками, пришедшими на эту землю издалека.
Беломорские петроглифы
Эпоха: неолит, VI–V тысячелетие до н.э.
Дата открытия: 1926 год
Расположение: Беломорский район Карелии
Первооткрыватель: кандидат исторических наук Александр Линевский
Первый исследователь: Александр Линевский
Этнографу и археологу Александру Линевскому повезло наткнуться на первую из множества скал, покрытых петроглифами — Бесовы Следки, как он её назвал. Скалу эту учёный обнаружил неподалёку от города Беломорска на острове Шойрукшин, а название ей дал характерный рисунок: восемь отпечатков босых человеческих ног, ведущих к фигуре «беса» в окружении нескольких других фигур. По мнению Александра Линевского, этот рисунок изображал некое божество или хозяина местности, а сама скала была местом жертвоприношений.
Как ни удивительно, но в тот раз учёному повезло наткнуться только на одну скалу, хотя совсем неподалёку от неё, в четырёх сотнях метров, располагалась другая, с такими же петроглифами — на острове Ерпин Пудас, однако её черёд пришёл гораздо позже. До неё в 1936 году, во время работ по прокладке Беломорско-Балтийского канала и строительства Выгского каскада электростанций, знаменитый археолог Владислав Равдоникас открыл группу изображений, названную Залавругой. Именно Залавруга принесла настоящую славу Беломорским петроглифам и убедила учёных в том, что находка Александра Линевского совсем не случайна. Это подтвердили уже послевоенные исследования, когда в 1960-х был открыт и исследован Ерпин Пудас, где нашлись не просто наскальные рисунки, но и следы стоянок, и Новая Залавруга, и другие группы петроглифов. Примечательно, что это одни из самых древних культурных памятников, известных историкам. Они на две тысячи лет старше первых египетских пирамид, на четыре тысячи — римского Колизея и почти на пять — Великой Китайской стены.
Беломорские петроглифы нередко называют
«энциклопедией Древнего мира», поскольку они отражают все стороны жизни древнего человека — от охоты на разных зверей, сухопутных и морских, до бытовых сценок. Встречаются среди них даже самые, наверное, древние эротические рисунки: их нашли среди изображений на острове Ерпин Пудас. И сегодня познакомиться с этой энциклопедией могут все желающие, поскольку почти все петроглифы доступны для осмотра, организованного или самостоятельного.
Мальтийская стоянка
Эпоха: верхний палеолит, XXIV–XV тысячелетие до н.э.
Дата открытия: 1928 год
Расположение: село Мальта Усольского района Иркутской области
Первооткрыватель: крестьянин Савельев
Первый исследователь: доктор исторических наук Михаил Герасимов
Находка Мальтийской стоянки, или стоянки Мальта, одной из самых известных позднепалеолитических (или верхнепалеолитических) стоянок Сибири — классический пример случайного открытия. Не вздумай крестьянин Савельев из села Мальта углублять свой подвал — не наткнулся бы он на здоровенную жёлтую кость, которую без всякого пиетета выбросил за забор. Не окажись кость за забором — не приспособили бы её под санки мальтинские ребятишки, и не попалась бы она на глаза заведующему деревенской читальней по фамилии Бертрам. Не будь у Бертрама достаточно образования, чтобы понять, что перед ним останки какого-то древнего животного — не стал бы он писать о находке в Иркутский краеведческий музей. А уж как только весть дошла туда, работник музея Михаил Герасимов, бредивший восстановлением облика древних зверей по их останкам, тут же отправился в Мальту. Он прибыл туда 7 февраля 1928 года, попросил у крестьянина Савельева разрешения спуститься и покопаться в погребе и едва счистил лопатой первые слои земли на стенах, как наткнулся на множество новых останков доисторических животных.
Экспедицию назначили на лето, и она принесла колоссальный успех. Во-первых, впервые в Сибири, вдалеке от признанных центров расселения человека, была обнаружена древняя стоянка. Во-вторых, оказалось, что кости убитых и съеденных животных древний человек использовал не просто как стройматериалы, но и как материал для поделок. За время раскопок в Мальте удалось установить, что это был крупный доисторический посёлок — 15 домов. Каждый из них отчасти был выкопан в земле (на 50–70 см), хотя в основном возвышался над нею. Стены — из крупных костей мамонта, фундамент — из более мелких костей, крыша покрыта шкурами, придавленными массивными черепами или бивнями мамонта. А одно из жилищ было чисто наземным: основа стен — из рогов оленей, основание — кольцо из поставленных на ребро массивных плит известняка.
Позднее именно в Мальте были найдены знаменитые мальтинские Венеры, возраст которых превышает 20 тыс. лет, и единственное в Иркутской области захоронение ребёнка с богатым инвентарём: бусинами и подвесками из бивня мамонта, фрагментами изображения летящей птицы, кремневыми изделиями и браслетом. А в 2014 году там нашли останки мамонтёнка, попавшего в трещину и съеденного древними обитателями сибирской Мальты.
Глазковский некрополь
Эпоха: верхний палеолит-неолит, XXXV–VIII тысячелетие до н.э.
Дата открытия: 1928 год
Расположение: в центре Иркутска
Первооткрыватель: рабочий Парняков
Первый исследователь: доктор исторических наук Михаил Герасимов
Иркутской области вообще везло на внезапные находки. В том же году, что и стоянка Мальта, был вскрыт единственный в своём роде крупный доисторический некрополь — единственный потому, что ни один другой не располагается в центре крупного промышленного города. А Глазковский нашли именно в центре Иркутска, и тоже совершенно случайно. Осенью 1927 года рабочий Парняков рыл на территории созданного в 1893 году «Сада для велосипедных прогулок «Циклодром»» яму под качели на вновь создаваемых детских площадках. Углубившись на полтора штыка, Парняков наткнулся на странного красного цвета грунт, а под ним — человеческие кости. Поскольку разговоры о доисторических могилах ходили по Иркутску уже не первое десятилетие (первые подобные случаи были зафиксированы ещё в 1887 году), рабочий тут же сообщил о своей находке в краеведческий музей, и в парк «Циклодром» выехал самый активный музейный работник — всё тот же Михаил Герасимов.
Именно работы в центре Иркутска и помешали ему тогда же вести раскопки в селе Мальта. Впрочем, решение оказалось оправданным: на месте детской площадки и рядом с ним Герасимов с помощниками вскрыли пять могил, из них три парных захоронения (примечательно, что в парных могилах усопших погребли головами в разные стороны) и два одиночных погребения — мальчика 15 лет и женщины не моложе 55 лет. Всего же за полвека исследований учёным удалось найти в этом месте 84 древних могилы эпохи верхнего неолита. В других местах археологи нашли погребения времён нижнего неолита и ранней бронзы, заодно выяснив, как именно менялись традиции погребения от эпохи к эпохе. В одних захоронениях умерших располагали в сидячем или скорченном положении, в других — лёжа на спине и головой по течению Ангары, причём у некоторых ноги были привалены камнями.
Помимо останков погребённых учёным удалось собрать и внушительную коллекцию вещей, которые сопровождали умерших в последний путь. Тут были и роговые и костяные изделия, и нефритовые кольца белого и зелёного цвета, и нефритовые топоры, и бронзовые листовидные ножи, и составные рыболовные крючки, и другие артефакты. В общей сложности счёт находкам идёт на тысячи, ведь в некоторых могилах археологи находили до 600 предметов!
Ташебинский дворец
Эпоха: гунно-сарматская, I век до н.э.
Дата открытия: 1940 год
Расположение: в междуречье рек Абакан и Ташеба, юго-западнее Абакана
Первооткрыватель: дорожные рабочие
Первый исследователь: Лидия Евтюхова и Варвара Левашева
Этот дворец, получивший своё название по имени одной из рек, на берегу которой он стоял, исследователи долгое время считали резиденцией генерала Ли Лина, или Шаоцина — полководца династии Хань, служившего императору У-ди, но попавшего в плен и перешедшего на сторону народа хунну после поражения в походе 99 года до н.э. Обнаружен он был случайно: во время работ по прокладке дороги от Абакана рабочие начали срывать южный склон невысокого холма в междуречье рек Абакан и Ташеба и наткнулись на древнюю черепицу. Поскольку к тому времени уже существовал регламент, по которому при проведении строительных работ в подобных случаях следовало звать археологов, то им тут же сообщили о находке. Первой на месте находки побывала археолог Минусинского музея Варвара Левашева, произвела здесь рекогносцировочные раскопки и установила, что в холме скрыты развалины здания. А в 1941 году, за несколько дней до начала войны, к руинам прибыла археологическая экспедиция под руководством Лидии Евтюховой, организованная Государственным историческим музеем совместно с Красноярским областным музеем.
Во время первой экспедиции удалось сделать не слишком много (в частности, руины дворца были вскрыты не более чем на четверть), зато стало понятно, что раскопки тут нужно продолжать до тех пор, пока не удастся поднять всё, что можно. Поэтому в 1944 году на место прибывает вторая экспедиция, а два года спустя — третья. За это время дворец удалось исследовать практически полностью, собрав существенную коллекцию артефактов и получив хорошее представление о том, как строились здания в китайском стиле в ту эпоху. К примеру, стало ясно, что строители имели прекрасное представление о том, как прокладывать систему центрального печного отопления: она охватывала весь дворец, явно обеспечивая теплом все его помещения во время суровых сибирских зим! Удалось получить представление и о кровельных технологиях того времени: археологи нашли множество элементов черепичной кровли с иероглифическими надписями на них.
Загадкой остался только вопрос, почему дворец был разрушен. Наиболее вероятной причиной считают наводнение: в том месте, где было построено здание, во время сильных паводков на Абакане и Ташебе вода заливает всё междуречье и стоит достаточно высоко. Строители, похоже, знали об этом: во всяком случае, в остатках стен не удалось найти никаких намёков на оконные проёмы, что, видимо, было сделано для того, чтобы вода не заливала внутренности дворца. Хотя, скорее всего, однажды паводок оказался настолько силён, что сумел смыть дворец, построенный без фундамента, и люди решили уже не возвращаться на это место. В пользу этой версии говорит и тот факт, что, кроме обломков черепицы и украшений здания, на месте почти не найдено никаких бытовых предметов: их либо унесла вода, либо забрали с собой успевшие эвакуироваться обитатели дворца.