Раньше было лучше (на самом деле нет)

Один из самых популярных «бродячих сюжетов», существующих в человеческой культуре, посвящён Золотому веку — прекрасной идиллической эпохе, когда наши предки блаженно жили среди дикой флоры и фауны, не обременённые ипотекой, долговыми обязательствами и кифозом из-за сидячего образа жизни.

Все истории о райской утопии прошлого заканчиваются одним и тем же — грехопадением. Люди нарушают указания божества или законы своего мира, что приводит к известному результату: они изгнаны в нынешний мир, где нужно зарабатывать на хлеб в поте лица и рожать в муках. После «грехопадения» изначальная природа человека исказилась, что и является причиной страдания, тогда как возвращение к первобытной чистоте и простоте нас осчастливит.

Идея рая — один из самых важных мифов для человеческой культуры, ведь он воплощает мечту о гармонии и счастье. Однако часто этот миф искажает восприятие реальных фактов, связанных с пониманием социального устройства, человеческой истории и вопросов здоровья.

Существует даже палеолитическая диета, которая как будто реконструирует питание людей, ещё не испорченных земледелием и скотоводчеством, исключая злаки и молочные продукты. Воспроизводя некий эрзац «натуральной» кухни, приверженцы палеолитической диеты вряд ли действительно захотели бы есть то, что ели люди тогда. Иначе в меню могли бы оказаться гнилое мясо кита, найденного на побережье, незрелые плоды орешника или олений химус. А Чарльз Дарвин, описывая случаи каннибализма среди огнеземельцев, утверждал, что в голодные времена те поедали пожилых женщин прежде, чем собак (объясняли это тем, что от собак больше пользы: они ловят выдр).

На деле питание современного человека стало не только более гуманным без поедания себе подобных, но куда более сбалансированным и разнообразным. Меняемся и мы сами — например, налегая на фрукты и ягоды, наши дальние-дальние предки разучились синтезировать в организме витамин С.

Чтобы делать конкретные выводы о том, стали ли мы более слабыми, больными и глупыми, нужно обратиться к данным учёных и посмотреть, что именно изменилось. Предлагаем обратиться с лекции Станислава Дробышевского, который отвечает на этот вопрос, взяв за основу анализ палеонтологических находок и свидетельства очевидцев — исторических исследователей, которые впервые описали быт народов, живущих за пределами цивилизации.

Сегодня много путешествовать — одно из самых распространённых желаний человека. Иногда получается иметь работу, связанную с постоянными командировками, однако чаще всего путешествия воспринимаются нами как заслуженный приз, который можно преподнести себе в отпуске.

На самом же деле оседлый образ жизни — относительно недавнее изобретение, если смотреть на историю всего вида. Наши далёкие предки, еще не освоившие земледелие, были людьми без определенного места жительства. Если бы не миграции, расселения людей по всему земному шару не случилось бы: покинув тропики, они двигались на север, делая большие пешие переходы и строя челноки, чтобы пересекать воду. Главной их целью была пища, кроме того, люди всегда были любопытны.

Жилища, когда их всё-таки обустраивали, оказывались не слишком комфортабельными. Грибковые заболевания, которыми были поражены даже найденные на стоянках кости, были результатом жизни в сырых пещерах и душных жилищах, среди мокрых шкур. Останки съеденных животных обычно находят у входа в пещеру. Обглодав кости, палеолитические люди кидали их прямо себе под ноги.

Исследователи, впервые побывавшие в жилищах эскимосов, оставляли нелестные характеристики: «Ночь, проведенная в иглу, когда хозяева дома — тяжкое испытание для всех чувств цивилизованного человека, особенно обоняния…» (Роберт Пири, Руал Амудсен, «Северный полюс. Южный полюс»).

У К.В. Керама описана история «музейного» коренного американца Иши, которого называют последним диким индейцем. До знакомства с бледнолицыми тот встречал в своей жизни не более дюжины человек (соплеменников). Однако, оказавшись в городе, Иши на удивление быстро освоил и полюбил всё, что показалось ему удобным и приятным. Он ездил на метро и в трамвае, оценил по достоинству современную одежду (однажды его с большим трудом удалось уговорить раздеться, чтобы сделать аутентичный снимок на фоне природы).

Когда возник план отправиться вместе с Иши в долгую исследовательскую экспедицию по стране яна — на его родину, он сильно расстроился. Индеец донимал своих друзей красочными картинами затруднений, которые их ожидали, говорил, что им будет сопутствовать непогода, смертельно опасные змеи и рыси, что их ожидают голод, жажда, по вечерам отсутствие мягкой постели — и все это они собираются вкусить только для того, чтобы познакомиться с дикой природой? Он указывал на ванну, отопление, стулья и комоды — ему казалось безрассудным оставлять все это даже на несколько недель!

К.В. Керам, «Первый американец. Загадка индейцев доколумбовой эпохи» 

Правда ли, что секрет здоровья — жизнь на природе, когда ты дышишь свежим воздухом и питаешься «натуральной пищей»? Эволюционно мы не очень далеко ушли от первобытых скитальцев. Наши тела до сих пор рассчитаны на то, чтобы много ходить в поисках пищи, как этот делали они. Однако такой образ жизни приводил их к множеству заболеваний — это была закономерная плата за возможность найти новых оленей, коренья и ягоды.

Травмы черепа, болезни суставов, стёртые зубы, многочисленные переломы, отсутствующие конечности и травмированные глаза, болезнь Форестье, проблемы с позвоночником — вот только некоторые из отклонений, обнаруженные во время исследований скелета 60-тысячелетней давности. Этот человек, получивший имя Шанидар I (в честь одноимённой пещеры), жил на территории древнего Ирака и считается одним из рекордсменов по заболеваниям. Однако и другие не отличались здоровьем. Каждый третий скелет из палеолита, который дошёл до исследователей, имеет какие-то патологии.

Чтобы понять, чем грозит жизнь без благ цивилизации в плане состояния организма, не обязательно даже углубляться так далеко в прошлое. Вот какие воспоминания об индейцах Северной Америки оставил Лаперуз:

Их телосложение очень хрупкое. Самый слабый из наших матросов смог бы побороть самого сильного из этих индейцев. У некоторых я видел опухшие ноги, как при цинге. Я сомневаюсь, что они доживают до глубокой старости. 

Жан-Франсуа Лаперуз 

В палеолитических обществах работали все, кто мог держать в руках какое-то орудие труда, охотиться или искать пищу. А если не получалось, пеняй на себя. Миклухо-Маклай описывал практику, при которой заживо захоранивали стариков, которые становились слишком слабыми и немощными, чтобы заботиться о себе. Также он указывает на случаи, когда насильно закапывали больных.

Тот же Миклухо-Маклай во время жизни на Новой Гвинее заразился лихорадкой и переживал тяжелые приступы, которые описывал в своих заметках. С палеолитическими людьми такое случалось часто, о чём свидетельствуют деформированные, распухшие черепа.

Станислав Дробышевский указывает на палеонтологический феномен: чем более больной скелет находят учёные, тем здоровее был этот человек.

Плохое состояние скелета свидетельствует о том, что индивид продолжал выживать, невзирая на болезни, которые одолевали его так сильно, что это сказалось на костях. А вот симпатичные скелеты без заметных следов заболеваний принадлежат людям, которые сдались болезням и умерли быстро.

Об опасностях современной цивилизации говорят много. Некоторые из них реальны — например, глобальное потепление. Другие больше связаны с паническими настроениями по поводу какого-то явления, чем с реальными угрозами. Конечно, сценарии человеческого будущего могут быть разными, и далеко не все из них радужны. Однако представление о том, что жизнь в целом стала более опасной — неверное. Сегодня перед нами стоит много глобальных вызовов, но для отдельного человека в среднем существует куда меньше угроз.

Современный горожанин относительно редко сталкивается со смертью. О том, как менялось отношение к смерти в культуре, и о том, как современные исследователи поднимают этот во многом табуированный сегодня вопрос, мы уже рассказывали здесь. А палеолитическим людям, кроме болезней, природных катаклизмов и межплеменных разбирательств, угрожали дикие животные, причём не только хищники. Вред могли принести, скажем, носороги и буйволы. Что и говорить о медведях и леопардах — профессиональных охотников на обезьян (а значит, и на людей).

Во время раскопок в пещере Арене Кандиде на берегу Сердиземного моря исследователи обнаружили скелет мальчика-подростка со странными травмами (отсутствие части лица и плеча). Некоторые предполагают, что это странное ритуальное захоронение, связанное с практиками «обезвреживания» мёртвых, однако вполне вероятно, что травмы оставил медведь: нападая на человека, он наносит именно такие ранения.

Истории о древних титанах — прародителях человечества лучше сразу оставить режиссёру Ридли Скотту. А вот в том, что касается реальных первобытных людей, вопрос неоднозначный. Он выходит за пределы биологической конкретики и требует прояснения того, а что, собственно, следует считать умом.

В антропологии есть показатель «критического объема» мозга — преодолевая этот рубеж, гоминиды приобретают человеческое поведение. Но также существует факт, который можно было бы посчитать явным признаком деградации: со времён палеолита наш мозг уменьшился.

Мозг верхнепалеолитических людей и даже неандертальцев был в среднем гораздо больше современного. Средний мозг мужчин поздних неандертальцев по самой низкой оценке имел объём 1460 куб. см, чаще же приводятся цифры больше 1500 куб. см (возможная разница обусловлена неточностями в определении объёма мозга у фрагментарных находок и применением разных методов измерения). В верхнем палеолите показатели примерно такие же, около 1500 куб.см, может, даже б?льшие, чем у палеоантропов. Для современных же мужчин всех рас средний размер равен примерно 1425 куб. см, вместе с женщинами — 1350 куб. см.

Станислав Дробышевский

Однако есть ли прямая связь между уровнем интеллекта и весом мозга в граммах — вопрос спорный. Важную роль играет отношение массы мозга к массе тела. А главное, мозг — сложная система, и значение имеет множество факторов его работы: обмен веществ, количество нейронных связей, скорость и устойчивость их образования. Оценивать орган мысли так же, как и другие органы, было бы неверно. Скажем, мозг Эйнштейна, который тот завещал науке, имел размер 1250 куб. см., что скромнее средних и мужских, и женских показателей (половой диморфизм человека незначителен, но он существует: тела мужчин в целом больше, чем женщин, потому различается и объём мозга). Но вряд ли кто-то стал бы сомневаться в интеллекте Эйнштейна.

Сегодня мы стали намного более специализированными. Древнему человеку требовалось хранить в уме множество знаний — как развести костёр, какими травами лечиться, где пролегают тропы зверей, как жарить мясо, как делать смолу для приклеивания наконечников к копьям. Добавьте к этому мифы и предания, информацию о членах сообщества, общие географические сведения, которые позволят не заблудиться на равнинах… При этом трансляция знания не осуществлялась так, как сейчас.

Чем больше информации хранилось в голове, тем выше были шансы выживания. И выучить всё это нужно было как можно раньше. Некоторые не успевали, и так, судя по всему, проходил естественный отбор. Быть палеолитическим энциклопедистом было выгодно. Чтобы хранить знания и при необходимости извлекать, требовалось много энергии, ведь мозг — очень энергозатратный орган. Поэтому у палеолитических людей были большие мозги и мощные тела, чтобы их питать.

Сегодня мы предпочитаем не хранить в голове знания по «чужой» специальности. В большом городе можно благополучно жить, не имея никаких знаний о его географии (хватит умения заказывать такси и ездить в метро), бытовой техникой можно пользоваться, не зная, как она устроена, а составы лекарств для многих остаются птичьим языком.

Вряд ли можно говорить, что мы глупее палеолитических людей. Просто изменились принципы пользования информацией. Человечество объединяет информацию, храня её в «облаке». Пока что настоящий коллективный разум остаётся сюжетом фантастов, однако в каком-то смысле мы достигли объединения сознаний уже сегодня. Это делает нас слабее для индивидуального выживания (тут наши менее специализированные предки дали бы нам фору, хотя и они, безусловно, очень зависели от племени), однако делает нас сильным социумом и намекает на пользу взаимовыручки.

Несмотря на то, что история об изгнании из рая — мифологическая, проклятие разумности действительно существует. Думать, рассуждать, договариваться, брать на себя ответственность за свой мир — сложно и мучительно. Сомнамбулически брести куда-то за горизонт, не думая о будущем — в каком-то смысле проще. Возможно поэтому идеи освобождения от оков цивилизации так популярны. Однако вернуться в блаженное безмыслие палеолита не получится.

Фантазируя о «древности», мы представляем себе дистиллированный и романтизированный образ, отбрасывая всё плохое и оставляя только хорошее. Однако именно достижения цивилизации и технологий смогут совместить естественную потребность человека в движении, свежем воздухе и сбалансированной пище с безопасностью, гигиеной и доказательной медициной.