Литые наконечники ножен мечей (по материалам Троицкого раскопа Новгорода Великого).

Данное исследование посвящено литым наконечникам ножен мечей, найденным при археологических работах 1973-20002 гг. на Троицком раскопе Новгорода Великого 3. Коллекция представлена небольшим количеством предметов, тем не менее ее ввод в научный оборот представляется важным как по причине узкой датировки предметов, так и ввиду значимости самого материала для этнической и социальной характеристики населения, заселявшего Людин конец Новгорода во второй половине X-XI в.

Наконечникам ножен посвящено большое количество как отечественных, так и зарубежных исследований. Особо отметим работу П. Паульсена, собравшего и обобщившего информацию о более чем 250 европейских наконечниках X-XIII вв. (Paulsen, 1953). П. Паульсен выделил семь орнаментальных мотивов наконечников ножен, разделенных в зависимости от особенностей орнаментации на группы. Классификация П. Паульсена легла в основу типологии В. Казакявичуса, рассмотревшего наконечники, происходящие с территории расселения балтских племен (Kazakevicius, 1998. S. 287-332).

Типологию ажурных наконечников ножен «эпохи викингов», основанную, в том числе, и на учете морфологических особенностей, разработала Н. В. Ениосова (Ениосова, 1994. С. 100-121). В ее работе были выделены некоторые типы и варианты наконечников, отсутствующие в классификации П. Паульсена.

Древнерусские наконечники, происходящие из Гнёздовского археологического комплекса, рассмотрены одним из авторов данной статьи (Каинов, 2007. С. 189-210). В этой работе пересмотрена и дополнена типологическая схема, предложенная П. Паульсеном.

Некоторые новгородские наконечники ножен мечей, найденные на Неревском, Троицком и Михайловском раскопах, были опубликованы и кратко охарактеризованы в статье T. С. Варфоломеевой (Варфоломеева, 1994. С. 166-182).

На Троицком раскопе (Троицкий I-XII) было найдено четыре наконечника ножен мечей4. Три из них относятся к так называемым ажурным наконечникам, распространенным в X-начале XI в. Четвертый наконечник, хоть по технике исполнения и может быть причислен к «ажурным», тем не менее не находит аналогий среди материала этого периода.

Самым ранним по времени изготовления является наконечник, найденный при зачистке материка на Троицком XI раскопе (рис. 1, 1). Предматериковые отложения на этом раскопе датируются 30-ми гг. X в. (Гайдуков и др. 2001. С. 79-81). Несмотря на то что сохранились лишь нижняя и боковая части рамки наконечника, его тип определяется однозначно. Он относится к группе наконечников с вписанной в рамку фигурой птицы с распростертыми крыльями и головой в профиль. Верхняя часть рамки также оканчивается выступом в форме повернутой птичьей головы.

Подобные наконечники П. Паульсен включил в «шведско-варяжскую» группу с «мотивом птицы», в которой он выделил четыре подгруппы (a, b, c, d), в зависимости от особенностей морфологии и орнаментики (Paulsen, 1953. §. 22-35). Анализ древнерусских наконечников этой группы, в первую очередь по материалам Гнёздова, позволил предложить несколько иное деление (Каинов, 2007. С. 192-193).

Находка из Новгорода принадлежит ко второму типу наконечников группы с «мотивом птицы». У этого типа дополнительные орнаментальные детали на груди птицы и на рамке нанесены преимущественно циркульным орнаментом или отсутствуют совсем. Сама фигура птицы обозначена только внешним контуром почти без проработки деталей. Верхний контур головы очерчивался нижним краем отверстия (округлой или треугольной формы). Глаз птицы обозначался циркульным орнаментом. В центре груди птицы иногда наносился также одиночный циркульный орнамент. Верхний выступ, орнаментально отделенный от наконечника чертой, оформлялся в виде головы птицы, у которой циркульным орнаментом обозначен глаз.

Описываемый тип наконечников является наиболее распространенным на территории Древней Руси. Помимо новгородского из археологических раскопок происходит еще как минимум 18 (17+1?) экз.: Гнёздово — 6 экз., Шестовица — 4 экз., Юго-Восточное Приладо-жье — 1 экз., Михайловское — 1 экз., Рюриково городище — 1 экз., Старая Ладога — 1 экз., Седнев — 2 (1+1?) экз., Сарское городище — 1 экз., Белоозеро — 1 экз. (Каинов, 2007. С. 196). Таким образом, с учетом новгородской находки, всего на древнерусской территории найдено 19 (18+1?) наконечников этого типа.

На территории Европы данный тип наконечников также является наиболее распространенным. Так, в работе П. Паульсена приводятся данные еще о 13 находках без учета древнерусских и прусских (Paulsen, 1953. S. 28-33). В. Казакявичус учел 17 наконечников с «мотивом птицы», происходящих с территории расселения балтских племен, но в это количество вошло по крайней мере два наконечника с линейной орнаментацией, относящихся к другому типу наконечников с «мотивом птицы» (Kazakeviuius, 1998. S. 290-291).

Как уже отмечалось, новгородский наконечник был найден при зачистке материка и относится к 930-м гг. Остальные древнерусские находки можно датировать в рамках второй четверти-конца Х в. (Каинов, 2007. С. 196-198). За пределами Древней Руси единственный относительно узко датируемый наконечник зафиксирован в культурном слое шведского поселения Бирка, содержавшем восточные монеты чекана до 932 г. Это позволяет датировать наконечник в рамках второй четверти Х в. Остальные европейские наконечники широко датируются X-XI вв. (Там же. С. 198).

Вероятнее всего, появление данного типа наконечников следует относить к первой половине (скорее ко второй четверти) Х в. и можно связать со Скандинавией, где на поселении Бирка зафиксировано их производство. Опираясь на новгородскую находку, можно утверждать, что на территории Древней Руси данный тип наконечников появился по крайней мере в 30-х гг. Х в. Верхняя хронологическая граница бытования этого типа на территории Древней Руси по археологическим данным ограничена концом Х в.

Второй наконечник (рис. 1, 2) найден на Троицком XI раскопе при разборке слоев, относящихся к 27-му ярусу, датированному 970-990 гг. (Гайдуков и др, 2001. С. 81). Наконечник сохранился целиком.

Орнаментация наконечника представляет собой симметричную композицию, состоящую из ленточного плетения, в центре которой находится треугольная фигура. Над ней расположено возвышение округлой формы, а под ней — сердцевидная фигура с двумя завитками внутри.

В классификации П. Паульсена данный тип наконечников отсутствует. Н. В. Ениосова относит подобные наконечники к типу А-1-26: «с искаженным изображением птицы» (Ениосова, 1994. С. 106). Аналогичного мнения придерживался и В. Казакявичус, также видевший в данном типе развитие наконечников с изображением птицы (Kazakevicius, 1998. S. 328).

Интересную трактовку данного изображения предложил В. И. Кулаков. По его мнению, треугольная фигура в центре орнаментальной композиции символизирует мужскую фигуру. В самой композиции он видит местный вариант изображения Одина, который обеими руками обнимает двух своих мистических спутников — воронов Хугина и Мунина. Традиция таких изображений восходит к эпохе переселения народов (Кулаков, Иов, 2001. С. 81). Собственно скандинавское исполнение этой «языческой иконы», по мнению В. И. Кулакова, представлено на наконечниках, подобных найденному в погребении 42 Шестовицкого могильника, которые распространились «в ви-кингской среде южного берега Балтики в середине Х века» (Там же. С. 82).

Экземпляр из шестовицкого кургана 42 относится к типу наконечников с «зооморфной личиной» (Каинов, 2007. С. 202), который наряду с наконечниками с «антропоморфной личиной» развивается из наконечников с мотивом человеческой фигуры, не усложненной плетеным орнаментом (Там же. С. 202-204, рис. 9, 3, 4). На них четко обозначена человеческая фигура с разведенными в стороны и согнутыми в локтях руками, стоящая на голове животного (?). На новгородском и аналогичных наконечниках первоначальная орнаментальная схема сильно видоизменена и искажена, хотя в отдельных элементах остается узнаваема.

Шведская исследовательница Ш. Хиденштерна-Йонсон, в отличие от В. И. Кулакова, видит в орнаментальной композиции наконечников с антропоморфной фигурой изображение распятого Христа. В качестве аналогии она приводит изображение на камне из Еллинге (Дания), датирующемся 960-1050 гг. (Heden-stierna-Jonson Ch, 2002. S. 107, 111).

Все аналогии этому новгородскому наконечнику происходят с территории расселения балтийских племен, где их найдено не менее трех экземпляров – в погребениях 62 и 94 могильника Жасинас Шилальского района Литвы и в погребении 117 могильника Ирзекапинис Зеленоградского р-на Калининградской области. Погребение 117 могильника Ирзека-пинис В. И. Кулаков датирует началом-серединой X в. (наиболее предпочтительна, по мнению В. И. Кулакова, середина Х в. – Кулаков, Иов, 2001. С. 81). Наконечники из могильника Жасинас В. Казакявичус широко датирует XXI вв. и считает их балтскими по происхождению (Kazakevicius, 1998. S. 314-315). Н. В. Ени-осова датирует подобные наконечники концом X-началом XI в. и также связывает их производство с балтскими территориями (Ениосова, 1994, С. 107).

Третий наконечник (рис. 1, 3) найден на Троицком IV раскопе, в пласте 21, датированном 1065-1075 гг. (Варфоломеева, 1994. С. 180). Наконечник сохранился целиком. В нижней части имеется отверстие, образовавшееся, вероятнее всего, в результате износа в ходе длительной эксплуатации (стирание от соприкосновения с поверхностью земли). Края наконечника вокруг отверстия были загнуты вовнутрь, тем самым немного уменьшив реальную высоту наконечника.

Наконечники с подобной орнаментацией П. Паульсен относил к «скандинавской группе» наконечников с «мотивом птицы», видя в их орнаментации сильно стилизованное изображение птицы (Paulsen, 1953. S. 17). Но, с нашей точки зрения, данные наконечники несут изображение совмещенных фигур человека и птицы. Композиция из этих сплетенных фигур находит свое объяснение в одном из сюжетов германской мифологии. Как следует из «Младшей Эдды», выкрав мед поэзии у дочери великана Суттунга, Один скрылся от погони, превратившись в орла (Каинов, 2007. С. 199).

Наконечников с аналогичной орнаментацией на территории Древней Руси найдено еще три экземпляра: два в Гнёздово, один на поселении Крутик (Там же. С. 200). От новгородского наконечника они отличаются большей высотой и наличием ножки-прилива (рис. 1, 4).

На территории Европы без учета древнерусских находок известно как минимум 13 экз. «высоких» наконечников с мотивом совмещенных фигур птицы и человека: Швеция — 8 экз., Норвегия — 2 экз., Исландия, Дания, Германия — по 1 экз. (Каинов, 2007. С. 200).

Аналогичные новгородскому «низкие» наконечники найдены только на территории расселения балтских племен, где их известно не менее 4 экз.: Гинталишке (Gintaliske), Вежяйчай (Vezaiciai), Жасинас (Zasinas), Катучяй (Katuciai) (одна сторона наконечника) (Kazakevicius, 1998. S. 294). Еще один наконечник, несколько отличающийся размерами и удлиненным верхним окончанием рамки, найден в литовском могильнике Линкува (Linkova) (Kazakevicius, 2000. S. 21, abb. 3, 1).

Датировка «высоких» наконечников с мотивом совмещенных фигур птицы и человека, по всей видимости, не выходит за рамки второй половины Х в. «Низкие» наконечники, найденные в Прибалтике, В. Казакявичус широко датирует X-XI вв. (Ibid. S. 20). По нашему мнению, хронологического разрыва между «высокой» и «низкой» разновидностями наконечников, ввиду полной стилистической идентичности орнаментации, не должно быть, и датировка «низких» наконечников укладывается в рамки второй половины Х в., ближе к концу столетия. Стратиграфическая дата новгородского наконечника — 1065-1075 гг. — объясняется или перемещением наконечника из более древних слоев, или длительным бытованием этого наконечника, о чем может свидетельствовать сильная изношенность нижней части.

В. Казакявичус считал «низкие» наконечники с мотивом совмещенных фигур человека и птицы (тип Ib2 по типологии В. Казакявичуса) импортом из Скандинавии. На балтских территориях, по его мнению, подобные наконечники дали импульс для возникновения местных вариантов наконечников (Ib2 и Ib3 по типологии В. Казакявичуса — Ibid. S. 20). Стоит отметить, что непосредственно в Скандинавии ни одного «низкого» наконечника с мотивом совмещенных фигур человека и птицы неизвестно. Учитывая количество найденных наконечников, с нашей точки зрения, вполне допустимо считать прибалтийские и новгородский экземпляры балтской (по месту изготовления) разновидностью скандинавских по происхождению наконечников с мотивом совмещенных фигур человека и птицы. Изготовлены они были в скандинавской технологической и орнаментальной традициях, по всей видимости, скандинавскими ювелирами, и впоследствии эти наконечники послужили образцами для изготовления наконечников типа Ib2 и Ib3 по типологии В. Казакявичуса, у которых изначальный мотив совмещенных фигур человека и птицы сильно переработан и узнаваем только в отдельных деталях.

Четвертый наконечник найден на Троицком VIII раскопе, в слое, датирующемся первой половиной XIII в. Наконечник сохранился целиком, его верхняя часть представляет собой два боковых выступа разновеликой высоты, низ наконечника снабжен ножкой-приливом. Орнаментация наконечника выполнена сдвоенными линиями. В центре орнаментальной композиции расположена вписанная в медальон трехлистная фигура, боковые листья которой оформлены в виде завитков, а верхний представляет собой петлю на закрученной ножке. По бокам рамка наконечника орнаментально подчеркнута жгутовым плетением.

Рассматриваемый экземпляр, в отличие от трех предыдущих, не несет в себе никакого осмысленного сообщения, и его орнамент, по всей видимости, не является символическим. Более поздний по происхождению, он является примером общей тенденции, когда мифологические языческие мотивы исчезают из прикладного искусства. Наконечник подобного рода — это в чистом виде декор и исполнение функции зашиты нижнего края ножен от износа.

Как и предыдущие три, четвертый наконечник изготовлен в технике «ажурного» литья. Однако литье некачественное, с большим количеством непроливов и облоя. Можно отметить, что наконечник отличает довольно грубое исполнение, выразившееся как в плохом качестве отливки, так и в несимметричности самого наконечника и плохой проработке орнаментации.

«Ажурное» литье в целом не характерно для наконечников ножен мечей второй половины XI-XIII вв5. В то же время форма наконечника не имеет аналогий среди «ажурных» наконечников Х в., скорее она повторяет по своим особенностям образцы XI-XIII вв., хотя и не находит полных аналогий, главным образом ввиду отсутствия центрального верхнего выступа.

Принимая во внимание отсутствие аналогий новгородскому наконечнику, можно осторожно предположить, что он мог быть изготовлен в Новгороде мастером, не специализировавшимся на отливке вещей в технике «ажурного» литья, о чем свидетельствует плохое качество отливки.

Наконечники ножен мечей, найденные на Троицком раскопе, датирующиеся Х-XI вв. (из рассматриваемых первые три), представлены образцами, которые связаны со скандинавским ювелирным искусством и изготовлены или самими скандинавскими мастерами, или ремесленниками, использовавшими скандинавскую технологическую традицию литья ажурных изделий (Ениосова, 1998. С. 78-79). Единственный наконечник, датирующийся более поздним временем (XIII в.), возможно, является продукцией местного новгородского мастера.

Источник: swordmaster.org