Как живут на полярной станции: интервью с полярником Сергеем Никитиным

Если в юности вы зачитывались Саниным и Кавериным и до сих пор считаете, что нет профессии романтичнее, чем полярник, узнайте, как на самом деле устроен быт на антарктической станции.

С 29 октября по 8 ноября 2016 года в Антарктиде проходил Первый антарктический саммит предпринимателей. Его участники встретились и побеседовали с администратором полярной станции «Беллинсгаузен» Сергеем Михайловичем Никитиным.

Профессии полярник не существует. Согласно нашему законодательству, человек, работающий в полярных районах, не является полярником. Такие люди просто получают определённые льготы в связи с условиями работы.

Летом ещё будет много учёных. Они собирают информацию по различным направлениям: метеорологии, геологии, приёму спутниковой информации. Сейчас у нас здесь работают немецкие орнитологи. Большие педанты — строго контролируют районы размножения птиц.

Администрация. Точнее, администратор полярной станции. Официально должность называется именно администратор, а не начальник. Но обычно все говорят «начальник».

Не думаю, что это призвание. Администратор на станции — это необходимость.

Им может стать любой человек, который имеет определённый опыт работы в полярных районах, особенно на отдалённых станциях. Есть такое понятие, как труднодоступные станции. К таким относятся, например, наши станции в Антарктиде.

Нигде.

Есть Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, основанный ещё в 1920 году. Но там никого не учат. Институт просто подбирает людей определённой квалификации для работы на полярных станциях.

Человек с дипломом повара или механика приходит в отдел кадров института и говорит, что хочет работать на станции. Если есть потребность в данном специалисте, его зачисляют в резерв, а когда приходит время, отправляют в Антарктиду.

К новичкам на станции особое внимание. Смотрим, как человек обживается. После зимовки начальник станции пишет, годен ли он для работы в условиях полярных станций и последующих экспедиций.

Я не лирик. Об Антарктиде не мечтал, но попасть сюда очень хотел, так как слышал много рассказов о ней от друзей и знакомых.

В советское время нельзя было побывать в Антарктиде в качестве туриста. Поэтому я поехал работать врачом (по образованию я анестезиолог-реаниматолог).

В 1985 году Арктический и антарктический научно-исследовательский институт рекомендовал меня для участия в экспедиции. Спустя два года я впервые оказался в Антарктиде.

Я попал на строящуюся советскую антарктическую станцию «Прогресс». Сейчас это самая технологичная российская база, а тогда её буквально сколотили из картонных ящиков. Просто дощатый домик три на четыре. Открываешь дверь, и ты уже в Антарктиде.

Я провёл на «Прогрессе» без выхода в мир 13 месяцев. Тогда всё для всех закончилось удачно — перезимовали нормально. Но это была настоящая школа Севера и Юга, где Юг оказался опаснее Севера.

Потом я вернулся, работал в медицине. Но в 1990-е годы проза жизни была такова, что на зарплату врача семью было не обеспечить. Да и скучно мне было на Большой земле. Спустя 11 лет я вернулся в Антарктиду. Единственный из прежнего состава.

У меня восьмая зимовка и одиннадцатая экспедиция.

Экспедиции, как правило, сезонные. Длятся от четырёх до шести месяцев, в зависимости от объёма работ, которые планируется провести. Работы делятся на сезонные и зимовочные.

Отправляясь на станцию, люди подписывают контракт (даже штатные сотрудники), а по возвращении увольняются или уходят в продолжительный отпуск до следующей экспедиции.

Есть люди, которые прилетают на месяц для выполнения каких-то конкретных работ. Ведь в институт поступают заявки от самых разных организаций. Например, в начале февраля будущего года мы ожидаем аэрогеодезистов. Ещё ждём специалистов технического профиля, которые будут готовить оборудование станции к работе. К нам приедет палеобиолог и гляциолог (специалист по ледникам, изучающий подвижки льда).

Начальник станции отвечает за всё: от закупки необходимых для жизни вещей до научной деятельности.

Есть общая программа по всем специалистам, где описана миссия, задачи и объём работ, которые обязан выполнить каждый участник экспедиции.

Например, есть задача — наблюдение за уровнем моря. В случае образования льда мы должны выставить вешки, поставить приборы, снять информацию. Всё это расписано от и до.

Администратор отвечает за исполнение всех научных программ, и если какой-то процесс не идёт, спрос с меня.

Льготы для полярников как таковые сейчас отсутствуют. Есть просто нормы, регламентирующие работу в условиях Крайнего Севера.

Года три назад, когда учредили праздник День полярника, всех сотрудников полярных станций приравняли к работникам Крайнего Севера. Что это значит?

Возьмём, к примеру, города за полярным кругом. Их жители тоже работают в тяжёлых условиях, но при этом пользуются всеми благами цивилизации, приходят домой, ложатся в тёплую ванну, спят с жёнами, видят своих детей.

Господа, которые разрабатывают законы, почему-то решили, что Антарктида, где высота четыре километра, где гипоксия и –80 градусов — это Мурманск. Я считаю, что это несправедливо.

Раньше у нас были небольшие привилегии: отпуск был длиннее, стаж шёл. Всё это было возможно с того момента, как мы пересекали на судне 50 градус южной широты.

Я уже на пенсии. Пенсия у меня огромная — 15 000 рублей.

В Антарктиде всё, что произошло на станции, — это проблема станции. А бывает всё. Это как подводная лодка. Но подводные лодки сейчас уходят в плавание всего на месяц (раньше на четыре), и там есть специальные изоляторы для матросов или офицеров. Потому что даже у крепких людей бывают отклонения.

«Беллинсгаузен» в этом плане удачная база, открытая для внешнего мира. На труднодоступных станциях страшно. Болезнь, межличностные разногласия могут стать огромной проблемой. Под угрозой может оказаться жизнь всей станции.

Самый главный принцип — не учить других. Если взрослый человек почувствует, что ты пытаешься переделать его, будет конфликт. О людях здесь лучше думать хорошо, чем плохо.

Атмосферу на станции видно сразу. Когда всё хорошо, администратор наладил отношения со всеми и между всеми, все ходят, улыбаются. Можно сидеть в компании с человеком и его не замечать, и это замечательно. Когда обстановка накалена, люди возбуждены, ходят настороженно, оглядываются.

По сравнению с той первой Антарктидой, куда я попал, быт сейчас на довольно высоком уровне. У нас есть интернет и телевидение — что тут говорить.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы у нас были ультрасовременные станции. Если «Беллинсгаузен» будет выглядеть, как космический корабль, я буду гордиться нашей миссией в Антарктиде.

Ведь к нам приезжают туристы со всего мира. Мы как зеркало. Если люди, которые к нам приходят, будут видеть, что здесь всё хорошо, они будут считать, что и страна у нас хорошая.

Критично низких температур на береговых станциях не бывает. Это раздел между морем и огромным антарктическим куполом, где миллиарды тонн льда. С одной стороны у тебя ледяная гора, а с другой — относительно тёплое море.

Но здесь серьёзный стоковый ветер. Холодный воздух, разгоняясь по ледяному куполу, где температура –50 °С, идёт к морю. Разгоняясь, он нагревается где-то до –30 °С. Но этот стоковый ветер достигает скорости 56 м/с, что приблизительно 250 км/ч. Это самое неприятное природное явление Антарктиды.

Есть такая поговорка: «Полярники боятся холода, голода и работы». Но это больше шутка. Работы мы не боимся. Порой делаем её в авральном режиме и экстремальных условиях, потому что жить хочется всем.

Отдых — сугубо личное дело. Все люди разные. Кто-то любит читать, кто-то спортом занимается.

У нас есть теннисный стол, хороший тренажёрный зал, где любители бодибилдинга работают над собой. Иногда устраиваем турниры по теннису. Бывает очень весело.

Дни рождения и другие праздники тоже стараемся отмечать весело. Но без последствий.

Когда нормальный человек уезжает куда-то надолго, он скучает только по дому.

Источник: lifehacker.ru