Почему что-то нам кажется красивым, а что-то нет?

Когда мы видим нечто красивое – нейроны нашего мозга выделяют эндорфины, и мы испытываем удовольствие. Но почему? Об этом рассуждает известный российский биолог и популяризатор науки Александр Марков.

Наше чувство прекрасного – весьма непростое явление, которое складывается из множества разных факторов. Например, человеческое тело мы считаем красивым, если оно на инстинктивном уровне свидетельствует нам о качественном генофонде данного индивида: «Красивая женщина родит крепких и здоровых детей». Тем, кому не нравились «красивые» внешние признаки – выбирали себе «некрасивых» (читай – больных, недостаточно крепких, не плодовитых, слабых, не выносливых и т. д.) партнеров, их потомство было слабее или не рождалось вообще, а потому такие люди отсеивались половым отбором, а вместе с ними и гены «непонимания красоты» и «безвкусицы».

Очень надежный «индикатор приспособленности» как человека, так и остальных животных – симметричность. Чем симметричнее тело и лицо, тем, как правило, здоровее, крепче индивид, в его геноме меньше вредоносных мутаций. Симметрия – вообще важнейший фактор, который определяет красив ли человек или нет, об этом свидетельствуют многочисленные эксперименты. Вероятно, поэтому нам нравятся предметы правильной формы, и мы считаем их красивыми, и особенно если их симметрия достаточно искусна, сложна и немножко несовершенна – например, снежинки. И именно симметрия, конечно, является одним из главных мотивов изобразительного искусства.

Интересно, что любовь ко всему симметричному, вероятно, уходит корнями еще в незапамятные времена. Об этом можно подумать глядя на форму ашельских рубил – бифасов. Палеолитические люди тратили столько сил и времени, чтобы придать им правильную, симметричную форму! Для чего? Ведь нож может быть каким угодно – был бы острый кончик и режущий край. Форма бифасов похожа на клыки хищников, может быть, они были их прообразом? Однако клыки, как правило, обычно бывают изогнуты. Древние же мастера делали их прямыми, с правильной двусторонней симметрией. Некоторые исследователи предполагают, что симметричные формы ашельских рубил в свое время служили своеобразным «индикатором приспособленности» для эректусов и гейдельбержцев, поэтому могли даже поддерживаться половым отбором.

Существует и еще одна концепция в теории эволюции, которая помогает разобраться в том, почему в нас заложено чувство прекрасного. Ее называют идеей «сенсорного смещения» или «сенсорного драйва». Живому существу, прежде всего, необходимо выжить и оставить потомство, поэтому наше восприятие должно быть выборочным – быстрее всего оно должно выделять из окружающего мира ту информацию, которая необходима нам для выживания и размножения. Если бы наше восприятие было бы всеохватывающим, объективным и не избирательным – это потребовало бы очень больших ресурсов нашего организма и в конечном итоге оказалось бы неэффективно.

Александр Марков: «"Энергичность реакции" основана на мотивации, а мотивация у животных неотделима от эмоций. Если мы хотим манипулировать эмоциями какого-нибудь животного (например, человека), следует предъявлять ему такие стимулы, на которые его мозг в ходе эволюции приспособился реагировать наиболее бурно». Так, возможно, поэтому в столь яркие цвета окрашены крылья дневных бабочек – ведь глаза бабочек на протяжении миллионов лет «настраивались» на восприятие ярких цветов – источник пищи, поэтому если у потенциального брачного партнера будут тусклые крылья – он попросту его не заметит.

Интересно, что для того, чтобы по максимуму воздействовать на кого-то – достаточно предъявить ему так называемый сверхстимул. Для того, чтобы это понять, представьте, что вы собираете ягоды в лесу. После того, как вы целый день потратили на то, чтобы насобирать хорошее ведро брусники – что вы увидите первым делом, когда придете домой, с упоением ляжете на диван и закроете глаза? Конечно, ту самую бруснику! Причем, самый большой куст, с самыми крупными и красными ягодами, которых на самом деле, вероятно-то, и не бывает. Этот куст – идеальный образ той цели, которую целый день высматривали ваши глаза. «И он (куст – NS) кажется таким реальным, таким настоящим, что психологические корни идеализма перестают выглядеть такими уж непонятными», – пишет Марков. Поэтому если кому-то вдруг захочется произвести на вас самое сильное впечатление в этот момент – ему стоит предъявить вам именно этот обсыпанный крупными ягодами куст брусники.

Именно поэтому «палеолитические венеры» – множество доисторических статуэток женщин, обладающих общими признаками (многие изображены тучными, невероятно грудастыми или беременными), датирующихся верхним палеолитом (около 40-12 тыс. лет назад) – это тоже «сверхстимулы». Когда мужчина времен верхнего палеолита смотрел на эти фигурки – его мозг выделял эндорфины, окситоцин и другие гормоны. Конечно, эти же фигурки могли служить и какой-то другой роли, могли, например, быть символом плодородия, однако сверхстимулами от этого они быть не переставали.

А еще эндорфины выделяются, когда мы испытываем стресс или легкий испуг. «Может быть, поэтому палеолитическим художникам казались прекрасным (да и нам кажутся) не только крупные травоядные животные – потенциальная добыча, напоминание о волнительных сценах охоты, – но и силуэты опасных хищников», – заключает Александр Марков.