В 2016 году Россия подписала Парижское соглашение о борьбе с глобальным изменением климата. Его цель проста: не дать глобальной средней температуре вырасти на 2,0 градуса Цельсия и "приложить усилия" для ограничения роста температуры на величину не более 1,5 градуса Цельсия. Достигнуть этой цели можно лишь при условии нулевых выбросов углекислого газа уже во второй половине текущего столетия. Сейчас они составляют десятки миллиардов тонн в год. Чтобы обнулить их, придётся резко изменить технологии практически во всех отраслях промышленности, транспорте, сельском хозяйстве и строительстве. Во всё это придётся вложить немало средств — в том числе и нашей стране. С тем, насколько это нужно и самое главное — кому, а также что в итоге резко подорожает, — разбирался Лайф.
Почему России не стоит бороться с углекислым газом?
Благодаря эффективной работе СМИ на Западе все знают: глобальное потепление приведёт к резкому учащению засух и сокращению доступных ресурсов пресной воды. Как мы уже отмечали, эти концепции столь же недостоверны, как и зажигательные рассказы антипрививочников или гомеопатов. Учебник физики сообщает, что испаряемость растёт с температурой, а учебник географии — что Земля покрыта в основном водой. Поэтому каждый градус роста глобальных температур на несколько процентов повышает количество осадков на планете. Чем больше диоксида углерода в воздухе, тем меньше растения приоткрывают устьица для его получения и тем меньше им нужно воды для процветания. Может показаться странным, что на Западе — явно ключевой части мира в плане науки и техники — об этом не знают. Неужели там какие-то другие учебники физики?
Всё дело в том, что в США довольно давно возникла гипотеза, что глобальное потепление ведёт к расширению ячейки Хэдли. Так называют маршрут следования тёплого и влажного воздуха южнее зоны умеренного климата. От экватора этот воздух поднимается вверх, потом движется на север. Примерно на тридцатых широтах опускается вниз, по пути отдаёт осадки и возвращается обратно к экватору уже сухим. Именно потому, что он возвращается уже лишённым влаги, на планете есть Сахара и ряд других пустынь. Моделирования, проводимые американскими учёными, показывают, что при росте температур ячейка Хэдли продвинется к северу, то есть пустыни также двинутся на север, скажем, в южную Европу.
У этого моделирования есть одна проблема: оно противоречит фактам. Пустыня Сахара — очень недавнее явление, ей всего несколько миллионов лет. До того на севере Африки было весьма зелено, притом что глобальные температуры были намного выше, чем сегодня, и даже значительно больше, чем будут к концу этого столетия. Если бы модель опустынивания из-за роста ячейки Хэдли работала, последние 500 миллионов лет Сахара простиралась бы от Африки до Альп. На деле же её и вовсе не существовало, а пустыней этот регион стал лишь в последние миллионы лет, когда планета стала заметно холоднее.
А может, озеленение планеты в тёплые периоды её истории — просто совпадение? Что ж, может быть. Проблема в том, что это систематическое совпадение. Пожалуй, самый сильный из живущих специалистов по Сахаре — геолог Стефен Крёпелин. И он констатирует факт: "Я изучаю Сахару 30 лет и определённо могу утверждать, что она становится зеленее. Я говорю всем: приезжайте в пустыню и посмотрите сами. Но все слишком заняты со своими компьютерными моделями, и им не слишком-то интересно, что происходит на практике". Учёный сообщает те же простые физические факты, что мы уже изложили выше, и подытоживает: потепление приведёт к озеленению пустынь, из-за чего слишком переживать по его поводу не стоит.
А как же наступление моря?
Может возникнуть вопрос: разве подъём океана не угрожает затоплением обширным приморским территориям? Что ж, такая угроза определённо существует. Полное таяние льдов Гренландии и Антарктиды способно привести к подъёму уровня моря более чем на 60 метров. Если ничего не предпринимать, затопит до 20 миллионов квадратных километров суши. Одновременно от вечной мерзлоты и льдов освободится более 25 миллионов квадратных километров. То есть пригодная для заселения площадь и при самом экстремальном варианте глобального потепления только вырастет!
Однако море поднимется на такую величину не быстрее, чем за 5000 лет. За это время вдоль берегов поставят немало дамб, как это уже сделано в Голландии, отчего затоплено будет существенно меньше земель. В прошлом большая территория в районе Сан-Франциско, Гонконга, Хельсинки и множества других городов была отвоёвана у моря. Эта работа велась настолько эффективно, что законы Калифорнии и Гонконга по экологическим соображениям запретили или резко затормозили такую деятельность начиная с 1960-х годов. Занятие новых осушаемых земель оказалось слишком выгодным: реализовавшие его частные компании получали эту землю в собственность и с лёгкостью окупали свои затраты, продавая её. За XX век люди, несмотря на реальный подъём уровня моря, осушили многие тысячи квадратных километров. За следующие 5000 лет — даже не принимая во внимание будущий рост технической вооружённости — мы легко можем достигнуть гораздо большего. Всё, что для этого следует сделать, — перестать сдерживать такие действия.
Причины заблуждений
Возникает закономерный вопрос: почему же западная наука, как мы видим, не лишённая вменяемых людей, продолжает цепляться за модели, которые явно не работают ни для прошлого, ни для настоящего, ни для будущего? Чтобы понять это, надо установить, как работает американская наука. Как отмечал по другому поводу один российский академик, у неё есть специфика: "В Америке ведь, вы знаете (мы по глупости приближаемся к этому), получение грантов очень сильно связано с тем, насколько далеко вы высовываете свой нос. Вам нужно говорить приблизительно то, что легко принять [остальным учёным]. Если вы скажете что-то совсем не похожее на то, что есть, то вы грант не получите. В экспертной комиссии [влияющей на распределение грантов] всегда есть специалисты, профессора, которые уже давно преподают в вузах, — они не станут отказываться от того, чем всю жизнь занимались, только потому, что вы, видите ли, придумали что-то новое". Большинство учёных в США выросли, развивая гипотезу о том, что потепление — это плохо. Сахара, вопреки их гипотезе, упорно начинает зеленеть? Кому какое дело. Вот, посмотрите, наша модель показывает, что этого не может быть, значит, этого не может быть никогда, сами понимаете.
Чтобы избежать обвинений в разжигании неприязни к иностранцам, отметим: американская наука — кстати, на сегодня самая передовая в мире — тут ни при чём. Виновата грантовая система финансирования, в существующем виде эффективно удушающая научное инакомыслие дефицитом денежных средств. Поскольку такая система быстро внедряется в нашей стране, можно гарантированно утверждать: у нас скоро будет то же самое. Впрочем, слово "будет" слегка неуместно: как мы покажем ниже — всё уже так.
Нас всё равно заставят
Может показаться, что борьба с глобальным потеплением — сплошной театр абсурда, причём с очень дорогими билетами. Почему бы просто не отказаться от его посещения? Зачем нам платить деньги за то, что случайно стало мейнстримом где-то за океаном?
Увы, у нас нет никакой возможности сделать такой выбор. Тот, кто не хочет кормить своих учёных, будет кормить чужих, причём гораздо дороже. Именно это и происходит с нашей страной последнюю четверть века. Мы мало инвестируем в науку и новые технологии (в процентах от ВВП — ниже среднемирового уровня). Поэтому в России мало учёных, у которых есть деньги на исследования. Соответственно, нет своей научной школы по вопросам глобального потепления. Политики, принимающие решения, сами по себе не знают, что потепление ведёт к росту испаряемости и озеленению пустынь. Им об этом должен "на пальцах" рассказать авторитетный специалист по этой теме — исследователь с мировым именем. А рассказать просто некому. Поэтому наша страна в этой области выглядит как персонаж известного анекдота: "Нет ножек — нет и мультиков". Миром правят не те, у кого есть власть, а те, кто формируют мнение тех, у кого есть власть. Тот, кто не генерирует идеи сам, неизбежно импортирует их. Мы вполне успешно импортировали идею грантовой системы и столь же успешно — идею борьбы с глобальным потеплением.
Свежий пример. Недавно в Красноярске прошла сессия образовательного проекта "Энергия будущего", где побывал и журналист Лайфа. Одним из ключевых докладчиков был Георгий Сафонов из Высшей школы экономики, главной кузницы наших экономических кадров. По его мнению, "для России масштабы роста температуры гораздо опаснее и существеннее, чем в мире в целом... Если посчитать объём ущерба, который будет связан с климатическими изменениями, то он может достигать 20 процентов глобального ВВП в год... При двух градусах [потепления] 300 миллионов человек не будут иметь... регулярного доступа к питьевой воде. А при трёх — примерно три миллиарда". Соответственно, с ним надо бороться. Как? Просто: "Нужно переделать энергетические системы в пользу безуглеродных технологий, в том числе возобновляемых... [нужен] переход на электромобили".
В том же ключе выступил и Михаил Юлкин, генеральный директор "Центра экологических инвестиций". По его мнению, целесообразно обложить выбросы СО2 налогом на загрязнение атмосферы и плавно повышать его. Нетрудно догадаться, что налог этот только формально придётся на компании-загрязнители. Когда ТЭЦ уплатит углеродный налог, она не снизит свою прибыль — просто повысит тарифы на отопление и горячую воду. Не надо думать, что налог поднимет цены только коммунальных услуг. Бетон, металлы, проезд на всех видах транспорта, включая авиационный, — всё это выбрасывает много углекислого газа. И это не мысли отдельных экологов и экономистов. Как верно отмечает Юлкин: "Сейчас у нас есть указ президента, который требует снижения выбросов к 2020 году... по-видимому, он будет принят вместе с ратификацией Парижского соглашения".
Может быть, у нас есть какая-то надежда избавиться от импорта таких идей в будущем? Позволим себе помечтать о несбыточном: представим, что Россия вдруг станет тратить на науку такую же долю ВВП, как Израиль. Соответственно, средств у учёных в разы больше, и они делают публикации в рецензируемых журналах. Потом идут с ними к главе государства, поясняя, что Парижское соглашение явно вредит биосфере. Тогда нам не надо вводить плату за СО2 для промышленности, то есть не будет дополнительных повышений цен на электричество, горячую воду, отопление, бензин и так далее. Хеппи-энд?
К сожалению, нет. Наша страна сегодня экспортирует в основном углеводороды и металлы. В стоимости всех этих товаров очень мала доля труда, но высока углеродоёмкость. Чтобы получать металл, нужно много электроэнергии — сжигать топливо или строить ГЭС, и то и то серьёзно наращивает количество СО2 в атмосфере. И западные покупатели нашего экспорта не намерены с этим мириться. Как отмечает Михаил Юлкин, "Нижнекамскнефтехим" "производит искусственный каучук и поставляет его Pirelli и Bridgestone".
Обе эти компании интересуются, а сколько выбросов производит "Нижнекамскнефтехим", производя эту продукцию для них? И требуют отчётности, и очень хотели бы видеть, как снижаются выбросы при производстве данной продукции. Такое явление в мире называется зелёной цепочкой поставок. Например, все автомобильные компании хотят, чтобы их поставщики материалов и запчастей тоже потихонечку "зеленели". То же наблюдается и в цветной металлургии. Как утверждает Алексей Спирин, завотделом регулирования парниковых газов в компании "Русал": "... мы уже сейчас ощущаем то самое влияние на бизнес и интерес от многих покупателей алюминия к тому, чтобы этот алюминий производился с минимальными выбросами парниковых газов. В последние пару лет всё больше и больше таких запросов в нашу сторону поступает". И, по Спирину, "Русал" уже инвестирует в это, а будет инвестировать ещё больше.
Много ли Россия потратит на опустынивание планеты?
Итак, пока наша страна экспортирует простые товары, Запад диктует свои правила. Отечественные производители либо будут бороться против озеленения Сахары, либо вылетят с крупнейших рынков планеты — третьего не дано. В текущем виде наша экономика нежизнеспособна без экспорта, так что Парижское соглашение придётся выполнять.
Чтобы сделать это, отмечает Юлкин, не обойтись без налога на CO2 для производителей. Эколог говорит о диапазоне в 42–220 долларов за тонну газа. С учётом объёма российских выбросов — это 72–390 миллиардов долларов в год, или 5–35 процентов ВВП ежегодно. По всей видимости, двигаться к этой цифре надо постепенно: одномоментное введение таких новых налогов приведёт к коллапсу промышленности, которая и так сильно недотягивает до уровня 1991 года. Но переход на безуглеродные рельсы выйдет значительно дороже этих сумм. Поэтому углеродный налог будет влиять на экономику многие десятилетия.
Надо чётко понимать: сокращая углеродоёмкость металлов, каучука, далее — всего, российские бизнесмены будут вынуждены перекладывать траты на новые технологии на отечественного потребителя. Никто не станет держать разные линии для экспорта и для внутреннего производства — это дорого. Поэтому экспортёры со временем купят оборудование, позволяющее снизить углеродоёмкость. Купят, конечно, импортное — ведь у нас с наукой проблемы и своих "антиуглекислых" технологий нет. А инвестиции на недешёвый импорт заложат в цены. Шины, которые мы покупаем, металлические изделия, киловатт-часы и прочее из-за этого подорожают. Прихоти западных компаний в конечном счёте оплатим именно мы, а не они, и не Дерипаска с Прохоровым.
Для самых главных экспортёров — нефтегазовых — всё ещё хуже. Парижское соглашение требует нулевого выброса углекислого газа во второй половине столетия. Экспорт углеводородов в этом сценарии станет не нужен нашим европейским покупателям, а со временем — и всем остальным. Как совершенно верно отмечает Георгий Сафонов из ВШЭ, для выполнения Парижского соглашения нельзя сжигать подавляющее большинство всего ископаемого топлива. Поэтому, продолжает экономист, западные нефтяные компании уже выводят деньги из нефтегаза и инвестируют их в возобновляемую энергетику. России предстоит тот же путь: в рамках изложенной Сафоновым идеи "углеродного пузыря" нынешняя стоимость российской ТЭК неоправданно завышена. Она исходит из стоимости запасов топлива в месторождениях этих компаний. Если выполнять Парижское соглашение, то основная часть этого топлива должна навечно остаться под землёй. По концепции углеродного пузыря "Газпром" — не "национальное достояние", а что-то типа потенциально убыточного завода, который надо побыстрее перепрофилировать.
Слава труду
Итак, как бы нам этого ни хотелось, России придётся бороться за опустынивание планеты Земля и выложить в связи с этим немало денег. Наша страна в этом процессе — сторона пассивная. Её жители могут только платить и каяться за углеродоёмкость своей экономики. Никакого отклонения от курса, диктуемого западной научной общественностью, она позволить себе не сможет. Что же стоит сделать обычному среднему гражданину в свете неизбежного движения к безуглеродной мировой экономике?
Из практических рекомендаций можно дать только одну. Просите своего работодателя предоставить вам побольше сверхурочных. Дополнительные доходы пригодятся — если не сегодня, то в счастливом будущем, которое нам обязательно обеспечит эпидемия борьбы с глобальным потеплением.